ГЕРОЙ НА ГЕРОИНЕ...
Откровения рядового барыги

Костя посмотрел на меня почти по-детски, а я подумала: "Боже, и как этот человек мог разбойничать и колоться? С такими-то глазами..." Мы встретились в одном из реабилитационных центров Москвы. Там, на фоне других наркоманов, он казался здоровым. Приветливый осмысленный взгляд, обаятельная улыбка. Но стоило ему заговорить, как стало ясно: душа его по-прежнему больна.

"Этот урод отпустил меня..." – это Костя о героине. Вот уж точно: от любви до ненависти один шаг. Но столько же и обратно. Потому что героин умеет ждать, и мой собеседник, еще недавно употреблявший и промышлявший наркотой, со страхом ждет выписки из центра. И вспоминает, как все было...

"...На перемене мы с другом очень сильно обкурились анашой, я встал посреди урока и ляпнул: "Смотрите, Палыч (наш почтенный учитель) прыгает как кролик", – и все ржали. Подумаешь, глюк, а Палыч не стерпел, да и вид у меня был помятый, сразу видно, что под кайфом, – вызвал ментов. Наркотиков они у нас с Олегом не нашли, но из школы поперли.

Еще полгода я каждое утро уходил из дома и шлялся по городу или отсиживался у друзей, а вечером врал родителям, что был в школе. Впрочем, в школу мы с Олегом все равно наведывались... Однажды мы узнали, что для малоимущих завезли обувь и свалили в подвале. Вооружившись фомкой, мы сбили с двери замок и забрали все, что годилось на продажу.

Воровство стало моей первой работой. Мы угоняли машины, мотоциклы и сбывали их по дешевке всяким бандитам. В этой же тусовке нам предложили попробовать героин. И я подсел. Теперь деньги были нужны постоянно. Однажды мы с Олегом украли у женщины сумочку, я свалил тетку с ног, а она стала кричать: "Забирайте, что хотите, только не бейте!" Я пришел в бешенство и лупил ее прямо ногами по лицу – меня уже кумарило.

Потом мы связались с местной группировкой, которая заправляла всем в нашем районе. Первый раз на хату, снятую "начальством", нас привели уже после предварительного собеседования. Там было собрание, где объясняли, что все мы единая семья и ради ее блага не должны ни перед чем останавливаться.

В тот день приставленный к нам "старший брат" по кличке Моченый обучал нас наперсточному делу и картам. Мы занимались рэкетом, иногда били кого надо было, воровали, а с наперстками сидели при вокзалах. Сколько же я видел азартных людей, готовых последние трусы с себя снять, только бы угадать шарик. Ужас! Однажды мужик проигрался вплоть до часов, упал наземь и горько заплакал.

Родители давно что-то подозревали. Как-то я ездил с папой на дачу, он вел машину туда, а я обратно. Укололся с утра, а когда сел за руль, меня уже ломало. Я выжимал педаль газа на нет, чтобы успеть вечером к барыге. И тут на шоссе под колеса неожиданно ломанулся пьяница. Я как взбесился, схватил монтировку, отец еле со мной справился. После того как я начал принимать, такие приступы ярости были не редкость.

Все выяснилось, когда мамаша наткнулась у меня в рюкзаке на "чек". Сама, правда, не поняла, что такое, но очень перепугалась. Зато папа сразу все понял. "Это героин! – закричал он, схватил меня за шиворот и ткнул носом в зеркало. – Посмотри, на кого ты стал похож!.." С отражения на меня уставились два глаза с лопнувшими сосудиками.

Сначала меня просто заперли в комнате, и, когда началась ломка, я пытался снести дверь с петель. Потом она распахнулась сама: на пороге стоял отец. "Наркоманству – бой!" – он где-то добыл наручники и бодро поволок меня к кровати.

Я лишь матерился. В первые дни все внутренности выворачивало наизнанку, я ревел, как девчонка, и просил дать мне дозу или съездить на Лубянку за трамалом. Мама сидела со мной в комнате и тоже лила слезы, но я тогда очень на нее разозлился: как она может допустить, чтобы мне было так плохо. Через пару недель я сделал вид, будто раскаиваюсь, наручники сняли. И я втихаря смылся, твердо решив никогда не возвращаться к этим кровопийцам.

Первым делом побежал к Олегу – за чеком, он поделился. Но из банды нас вскоре турнули, они не уважали работу под кайфом: "Кайф должен быть от работы". Предлагали лечение, но нам это было лень, да и не надо. И мы задумали новый бизнес. Покупали у Допа, нашего сбытчика, траву и героин, и сами перепродавали. Барыжить дело стремное, но прибыльное – нет проблем со своей дозой. Мы промышляли этим в одном из московских университетов, вскоре нас там уже все знали: притусовывались в курилках к студентам, предлагали "чего покрепче", а кто и так травкой балуется – "белого". Как-то подходит дяденька с лысиной и в пиджаке: "Шмали бы мне". Я: "Что вы, дяденька, откуда ж у меня?" – "Да не гони мне тут... Я свой". В общем, говорил он, конечно, странно, но оказался вправду своим: курил и преподавал античную литературу. Признавался, что "под этим делом" видит мифы Древней Эллады вживую, но к героину относился с опаской.

Однажды мы были у друга, толкнули герыч, а когда вышли, нас повязали менты. Я чудом успел достать из кармана чек и бросить в сточную решетку посреди улицы.

Другой опасный раз был, когда настучала соседка. Мы ширялись в подъезде у подружки, и вдруг откуда ни возьмись – стражи. А мы уже все вкололи, они обыскивать квартиру. Родители девчонки в шоке, она – бегом в туалет. Только и успела чеки в унитаз смыть. Но без доказательств забирали часто, да так же и отпускали. Иногда менты буйствовали, поняв, что ни денег, ни наркотиков у нас с собой нет, и сильно нас били: "Вот вы тоже попробуйте доказать, что это мы вам фонари поставили!"

Иногда к нам с Олегом приходили знакомые наркоманы и очень просили поделиться задаром, обещая за добро отплатить тем же. Но мы к тому времени уже порядком зачерствели. "Не дайте помереть, – ныла моя бывшая девчонка Катька, – я заплачу... Потом". И кому она это говорила! Мы, как никто, знали, что обещаниям на кумаре, да и вообще торчкам верить не стоит. И тогда мы с Олегом попросили заплатить сейчас. Натурой. Катя сразу согласилась.

А потом мы сдали Допа. Нас взяли, нашли героин и отвезли к следователю. "Вы мелкая сошка, – обрадовался он, – и нам не нужны. Помогите взять того, кто над вами, и снова окажетесь на свободе". Кто над Допом, мы не знали, но менты, ловя одного за другим, действительно думали, что смогут добраться до самой верхушки айсберга наркоторговцев.

Доп откуда-то прознал, что нас завербовали, и подозрительно уставился на меня и Олега: "Все залегли на дно, говорят, кого-то в ментуру забрали и выпустили", – и ничего не продал. Недели три все было тихо, но следователь не унимался и требовал: скорей ему Допа. Мы были расстроены, герыч доставали с трудом через друзей. Олег вообще нервный человек, и я за ним не уследил. Обычно он все-таки грамотно ширялся... А может, это был "золотой укол" – специальный передоз... Он дышал, наверное, раз в три минуты, с пеной у рта. Я вызвал "скорую", но он все равно умер прямо у меня на руках.

Потом я пошел к Допу, и он мне посочувствовал и продал героин. И Допа забрали. В нашей торгующей пирамиде после этого мне было делать нечего, и я решил тоже умереть от передоза. Но чтобы потом не гнить в пустой квартире одному, я отправился в подъезд. Там на лестничной площадке меня спас проходящий мимо врач. Это был знак судьбы... Я решил, что это шанс.

...За дверью молчали. "Мам, это правда я", – мне было страшно, что она просто пошлет меня, мы не виделись три года. К тому же я, как дурак, держал все это время обиду на родителей за то, что они тогда переламывали меня взаперти. Когда дверь открылась, я увидел, что мама стала вся седая, и тут же подумал: "Какой я был идиот"...

Та жизнь как в тумане – жуткая черная грязь. Но стоит ее вспомнить, и снова начинает тянуть... Тогда я выпиваю много водки. Иногда мои мозги дают сбои, и я становлюсь будто под кайфом: поднимаю руку, а от нее тянется шлейф. Или мир вокруг неожиданно меняет краски на неестественные. И все еще снятся наркоманские сны. Как где-нибудь в подвале предлагают вделаться, а я их отталкиваю: "Я давно бросил", – а сам прячусь в самый дальний угол и достаю порошок..."

Костя уже целый год не гулял по московской улице – ровно с тех пор, как бросил наркотики. Он уверен, что там ему сразу предложат героин и он сорвется. Но всю жизнь тоже не просидишь взаперти...

МИССИЯ НЕВЫПОЛНИМА?
Бывших наркоманов не бывает...

– Покажи мне, где наркоманы?

– Здесь все – они...

Молодежь по стенкам, возле киосков и у телефонов-автоматов, кучками и в одиночку. Тусуются, курят сигареты... Если не знать, то ничего такого. Жизнь. Люди. Переход.

– А как ты их определяешь?

– Как говорится, рыбак рыбака...

Моя спутница – девушка с вкусным именем Виола тоже наркоманка. И когда я говорю: "Ну ты же бывшая..." – она меня одергивает: "Бывших наркоманов не бывает!"

Да, внешне она ничем не отличается от тех, к кому мы идем, но разница между ними существенная – она пытается завязать с наркотиками, а ее клиенты в лучшем случае соглашаются снизить вред от их употребления.

О программе "Снижение вреда" ходит много слухов. Одни говорят: это провокация, попытка легализовать наркотики! Другие утверждают: нет, это единственная возможность завязать диалог с наркоманами, наставить их на путь выздоровления.

Наркоту на Лубянке покупают и продают круглые сутки. Стоит чуть задержаться на одном месте, и со всех сторон уже косятся подозрительные физиономии. Одни хотят у тебя купить, другие продать...

Подходим к двум девицам, скрывающим глаза под темными очками. Виола представляется аутричвокером, так на зарубежный манер называют уличных соцработников, и достает из рюкзака контрацептивы и профилактические брошюрки.

– Гондончики! – прыгает одна из девиц. – А для минета подходят?

Другая тем временем вяло пролистывает брошюрку про гепатиты.

– А какие там симптомы у гепатита? – хриплым шепотом интересуются девушки. – У вас он тоже есть?

Вопрос девушек закономерен. Эта болезнь самая распространенная в наркоманской тусовке, что-то вроде визитной карточки. Но у Виолы болезнь покруче, у нее – ВИЧ. Этим ее наградил бывший друг, он же посадил на систему.

В центре "Возвращение к жизни", который является московским представителем голландской организации "Врачи без границ", многие сотрудники или больны гепатитом, или ВИЧ-инфицированы. Ведь все они употребляли, а многие продолжают употреблять наркотики.

"Как же так, – спрашивала я их. – Кого же вы остановите и предостережете, если сами употребляете?" – "А мы никого и не призываем бросать наркотики. Все равно это бесполезно – по себе знаем, уж сколько пробовали, пробовали, а толку чуть... – И добавляют: – Тебе нас не понять..."

Конечно, я тут чужая. Не колюсь, не глотаю, не нюхаю. И гепатитом или СПИДом, слава богу, не больна. Поэтому, наверно, и понять многое в этой профилактической работе не могу. Например, тексты брошюрок, адресованных наркоманам. Тут и картинки псилоцибиновых грибов, чтобы легче было, наверно, найти в лесу, и в каком месте безопасней делать инъекции, и даже – "куда колоться".

Место советуют выбирать "чистое, теплое, хорошо освещенное и укромное", потому что там уж точно "никто не прервет". Оговорены такие нюансы, как дележ дозы (чтобы каждому досталось), с кем колоться, и что, оказывается, "в суматохе разбросанные по полу использованные спиртовые салфетки, капли крови на кафеле, баян с "контролем" в углу вызывают озлобление у местных жителей".

Перед приемом наркотика лучше успокоиться – наставляет брошюрка: "Если сперва ты понюхаешь или покуришь немного, это поможет тебе расслабиться перед инъекцией". А если нагреваешь раствор, в котором есть кровь, его следует отфильтровать, иначе "кровь может свернуться и забить иглу".

– Наша литература не для пропаганды, – уверяли меня в центре "Возвращение к жизни". – Это руководство для тех, кто уже давно употребляет.

Но у меня почему-то все равно после чтения текстов – мороз по коже. А если они попадут в руки любопытным подросткам?

И потом в чем же тогда заключается профилактическая работа с наркоманами, если не убеждать их бросить колоться? О чем тогда с ними говорят соцработники?

– Интересуемся, где они достают наркотики, – отвечают аутричвокеры.

И опять непонятно, зачем эта информация. Ведь никакой практической пользы от нее нет. Места наркоманских тусовок и адреса барыг хорошо известны даже милиции. А толку-то...

На одном из лестничных ответвлений перехода потрясающее зрелище – целая куча наркоманов дерутся за дозу!

– Да не пялься так, побьют еще, – перепуганно уговаривают меня бывалые соцработники. – Вон они как навалились. А почему? Товар закончится, и всем не хватит...

Казалось бы, совсем рядом – подвалы Лубянки... Нельзя же как в очередь за колбасой!

Толкаются, наверно, сразу человек тридцать, тянут руки в середину, там светит рыжая макушка тетки-барыги. Потом отделяются по одному и с облегчением суют пакетики в карман. И ни одного милиционера рядом.

Уходят отоваренные наркоманы, уносят дозу в одном кармане и знакомые брошюрки – в другом. Расходятся и сотрудники из центра "Возвращение к жизни", на сегодня их миссия закончена. А я пытаюсь понять: что же это была за акция?

С одной стороны, аутричвокеры делают нужное и полезное дело. В Москве организации, занимающиеся профилактикой среди наркоманов, можно по пальцам одной руки сосчитать. Поэтому в местах уличных и квартирных наркотусовок им всегда рады.

Но с другой... Разве программа "Снижение вреда" предусматривает только то, чтобы все наркоманы в городе кололись с соблюдением норм гигиены, пользовались одноразовыми шприцами и презервативами? И если сами сотрудники "Возвращения к жизни" не верят в успех своего дела, какая от него польза? Не больше ли тут вреда?

"МК" обратился за разъяснениями к Олегу Зыкову, президенту Фонда НАН, который тоже занимается в Москве программой "Снижение вреда".

– Я согласен, что бывших наркоманов не бывает. Биологически выздороветь нельзя, но можно социально и духовно. И единственный путь к этому – полный отказ от наркотиков. Когда эти ребята из центра "Возвращение к жизни" говорят, что можно "цивилизованно" колоться, они этим доказывают, что сами серьезно больны.

– А могут такие больные помочь остальным больным?

– Нет. Возможно, они и добьются каких-то положительных результатов в профилактике ВИЧ-инфекции, но программа "Снижение вреда" прежде всего должна быть направлена на вовлечение наркомана в диалог о реабилитационном процессе... Когда наркоман идет обменивать грязный шприц на чистый, прежде всего ему нужно оправдать свой приход к нам. У него две ценности: наркотик и шприц, то есть то, чем "засаживать". Он думает: "Шприц нужен, пойду попрошу". А по-настоящему он приходит за помощью. И должен получить ее в виде информации о пути, который ведет к выздоровлению. Так работает программа "Анонимных алкоголиков".

– А то, что уличный работник вообще имеет опыт употребления наркотиков, это как?

– Это необходимое условие. Аутричвокер общается с наркоманом 2 минуты. И если у него нет морального права сказать: "Мы одной крови, но тебе хреново, а мне уже хорошо. Приди в мой мир", – искра не пролетит. Это профессиональная задача, а "Возвращение к жизни" – опасная самодеятельность.

Если бы не было альтернативы, я бы, может, согласился с "Врачами без границ". Но путь есть. Их же пораженческая философия в результате не снижает, а увеличивает вред. Из-за них чиновники и на нас смотрят с подозрением, говорят, вы хотите протащить легализацию наркотиков. Хотя извратить и дискредитировать можно любую хорошую идею.