– Как вы относитесь к введению тестирования учащихся на наркотики?

– Я отношусь положительно к закону, поскольку он при необходимости даёт правовые основания проводить такое тестирование. И я отношусь резко негативно, отрицательно к той практике, когда всю борьбу с наркоманией теперь подменяют тестированием, когда все просто будут отчитываться результатами этого тестирования и всё сводить к тестированию. Это, не побоюсь этого слова, просто какая-то антигосударственная беда.

Внимательно изучив стенограмму президиума Госсовета 2011 года, когда тогда ещё президент Дм. Медведев провёл Госсовет по наркотикам, я прекрасно вижу, что за этим стоят коммерческие интересы узкой прослойки медицинских работников, которые, по сути, нисколько не решая проблему наркомании, обеспечивают себе новый рынок сбыта химпрепаратов, повышение своего статуса и, соответственно, получение доходов на этой большой беде.

В чём здесь главный вопрос? В законе прописано слово "добровольно", и те, кто не захочет проходить тестирование, откажутся и не будут его проходить. Ну, хорошо, представим, выявили из миллиона 100 человек. А в стране нет никакой системы работы с ними, тем более в школах и вузах. Куда мы их поведём? В наркологический кабинет? А эффективность наркологической службы, если взять официальные отчёты Минздрава, равняется, если брать всю когорту наркоманов, менее 1 процента. Цифра эта близка к погрешности.

Поэтому и возникает вопрос, а что дальше? Мы тратим огромные деньги, все радостные и довольные отчитываются, что было протестировано, допустим, 758 тысяч школьников, получено 387 положительных результатов. И что делать с этими школьниками дальше? Это первое.

Второе и самое главное. Как прекрасно сказала замминистра общественной безопасности Израиля, они это в Израиле уже проходили, это чисто коммерческая тема. А главное, в Израиле поняли, что если родители не видят, что их школьник-подросток или студент принимает наркотики, если завучи, замы по воспитательной работы, кураторы, классные руководители не видят этого, друзья не видят, возникает вопрос, почему общество так надеется на технологические, крайне дороги изыски, которые выявят наркозависимых. Что оно будет делать, если семья подростком не занималась? Куда его девать?

Поэтому это можно назвать симуляцией борьбы с наркоманией. Мне очень стыдно, что очень многие субъекты федерации, медицинские службы, которые непосредственно отвечают за наркоманию, идут по этому, крайне примитивному и вредному для страны пути.

– У общества создаётся ложное ощущение, что тестирование – это панацея от всех бед?

– Конечно. Есть в России один очень большой-пребольшой город, больше которого нет, и я посмотрел проект планирования городских затрат на борьбу с наркоманией до 2020 года. Цифры поразили. Почти 620 млн рублей планируются на тестирование, и только 18-19 млн рублей – на реабилитацию. Вот и всё! О чём здесь вести речь!?

– Но ведь могут возразить, что тестирование – это своего рода профилактика. Что проще заниматься профилактикой болезни, чем потом бороться с её последствиями. Реабилитация же относится к больным людям, к наркоманам. А тестирование, как, наверное, предполагали разработчики и инициаторы этого закона, – это попытка остановить наркомана на ранней стадии?

– Во-первых, все прекрасно понимают, что в ситуации, когда по закону тестирование на наркотики будут проходить добровольно, нельзя выявить всех реальных наркопотребителей среди подростков. Во-вторых, при тестировании ничего на самом деле не профилактируется. Выявляются уже те, кто потребляет. Нельзя говорить ни о каком предотвращении.

Что, мы пугаем школьников, что их в следующий раз протестируют? Наверное, в какой-то степени, это так. Но если тестирование добровольное и можно в нём не участвовать. И подростки (это всё-таки люди не предпенсионного возраста, которые думают о своей пенсии, здоровье и т.д.) не будут думать, что у них будет через полгода или год следующее тестирование. Конечно, когда что-то прижмёт, подросток задумается, но на день-два. В-третьих. Я вообще против профилактики наркомании в том смысле, как её представляют в России. Считаю, что профилактика – вредная идея, судя по тому, как она проводится у нас в стране. В России она сводится к концертам, к майкам, лекциям и т.п. Но что противостоит всему этому? А противостоит жесточайшее втягивание российских подростков и молодых людей в наркоманию наркомафией и её наркокорпорациями.

– То есть, российским подросткам противостоят серьёзная, хорошо организованная и хорошо финансируемая структура?

– Наркокорпорации можно сравнить с компаниями "Пепси-кола", только раз в десять больше, "Дженерал моторс", "Дженерал электрик". Эти огромные транснациональные корпорации сеют смерть, разрабатывают изощрённые методы втягивания молодёжи и подростков в наркоманию, которые дальше, подсев на иглу, создают сеть дистрибуции. Молодому человеку нужна доза. Кражи уже не помогают, у родителей ничего нет, друзья не дают, в итоге он начинает распространять пять доз друзьям, а шестую выкраивать себе. Таким образом, этот молодой человек становится главным элементом инфраструктуры по распространению наркотиков.

Что из этого следует? Что все эти лекции, рок-концерты, не будет говорить о том, кто их проводит, не могут противостоять гигантским наркокартелям, сеющим смерть.

Что такое реабилитация? Реабилитация – это, прежде всего, вынимание из сети этих мелких конечных распространителей, их на жаргоне ещё называют "бегунками". Подсчитано, что сегодня в России, в которой только опийных (героиновых) наркоманов 1,5 миллиона человек, нужно ежегодно вытаскивать по 100-150 тысяч человек из системы распространения наркотиков, из этой технологизированной структуры. Их нужно вытаскивать и просто изолировать от общества с их добровольного согласия. С другой стороны, их надо будет потом возвращать и реинтегрировать в социум. Ничего другого в мире не придумано. Такая система существует везде.

А если говорить совсем просто, то в Советском Союзе были ЛТП (лечебно-трудовые профилактории). Можно ту систему сколько угодно критиковать, да, ЛДП работали с низкой эффективностью и т.п., но они были. Мы эту систему разрушили вместо того, чтобы построить систему с другой эффективностью, ничего не сделали, а теперь задаём вопросы, почему так происходит.

Я выступаю за превенцию, как предотвращение, но технологически адекватными методами в ответ на действия наркомафии и её транснациональных наркокорпораций.

И надо понимать реальности. А они таковы.

Реальность номер один. Это транснациональные корпорации смерти, в распоряжении которых самые мощные технологические возможности для распространения наркомании.

Вторая реальность. К сожалению, в России есть огромное количество людей (это не только те, кто крышует наркотрафик и т.п., прежде всего, это люди, связанные с медициной) спекулируют на проблеме наркомании, на этой беде России. Поэтому существует огромный "чёрный", серый, теневой рынок, на котором фактически зарабатываются колоссальные деньги. В наши реабилитационные центры попадают ребята. Каждый третий из них уже был в 3 или 4 программах в коммерческих клиниках, истратил не по одному миллиону рублей, у некоторых родители, чтобы спасти своего ребёнка от беды, продавали квартиры, но эффекта никакого. В России, начиная с 1990 года, делалось всё, чтобы увести от государства наркоманию и борьбу с ней. Теперь появляется ещё тестирование, ещё один способ коммерциализации этой беды, то есть, извлечения доход из трагедии конкретных людей. Так или иначе, но это преступно. Поэтому когда мы что-то обсуждаем, говорим, что все способы хороши, не надо забывать реальности – это транснациональные корпорации смерти и огромный "чёрный рынок", который они просто так не отдадут.

Буквально на днях в одной из федеральных газет появляется разворот: "Минфин не дал 20 млрд. рублей ФСКН на реабилитацию". Класс! Читаешь и балдеешь, как говорит молодёжь. Интересно, кто сынициировал в центральной газете эту публикацию? Кто так доволен тем, что Минфин не дал 20 млрд. на реабилитацию? И далее эту заметку комментируют все те же известные лица, которые рассказывают, что не надо вмешиваться в деятельность реабилитационных центров, в деятельность коммерческих клиник, ибо там происходят сложные процессы, которые под силу только специалистам. Тот же Ройзман заявляет, что он против государственной программы. А почему? Потому что это повредит его особым, уникальным программам, а государство только их испортит.

Кто эти люди? Все они, в том числе и Ройзман, который политизирует проблему, спекулирует на ней, извлекает конкретные политические и пиарные барыши, заинтересованы в продолжении существования этого "чёрного", убийственного для российской молодёжи рынка и получают с этого дивиденды. Мне кажется, это недопустимо.

Нужно легализовать всё это огромное пространство, нужно уходить от анонимности в наркомании. А то ввели в 1990 году порядок: наркоман приходит в клинику, никого не надо ставить на учёт, кроме совсем тяжело больных, но также на добровольной основе, и с ним там индивидуально разберутся. А что такое индивидуально? Это мальчишка или девчонка 15 лет, с одной стороны, и транснациональные наркокорпорации – с другой. А также корпорации "чёрных", теневых наркологов, которые просто гробят жизни и получают колоссальные доходы. А теперь вот ещё появляется корпорация тестирующих.

А надо деньги тратить на финансирование программ реабилитации для конкретных пострадавших, для конкретных несчастных. С одной стороны, реабилитационные центры помогают просто людям, с другой стороны, эти люди изымаются из цепочки, важнейшего звена на конечном этапе распространения наркотиков. Мы их вынимаем, добровольно изолируем и тем самым декриминализируем молодёжную среду, создаём условия для невтягивания молодёжи в наркоманию в том объёме, в каком она втягивается сегодня.

– Врач Олег Игоревич из Москвы: "В своё время я слушал лекцию академика психиатра Кербикова, который сказал очень правильные слова. Наркоман, алкоголик должен быть изолирован от общества на два года. И государство должно его лечить, не спрашивая его согласия. И тогда результаты были, в общем-то, приличные. Сейчас специалистов по "чёрной" магии, всяких парапсихологов развелось море, и все обещают фантастические результаты. Это просто вымогательство денег. Всё это надо запретить законом. Тем более, среди врачей. Ни один врач не имеет права лечить ни алкоголизм, ни наркоманию, кроме психиатров-наркологов. Им карты в руки. И субсидировать их надо в объёме, сколько им требуется. Обойдётся для государства это, в конечном счёте, дешевле, чем когда частные лавочки зарабатывают на этом деньги. А этих судить надо".

– Ещё раз подчеркну, существует колоссальный "чёрный" рынок. Государство только три года назад стало поворачиваться в эту сторону. До этого, а были приняты на самом высоком уровне законодательные решения, государство было повернуто спиной, мягко говоря, к данной проблеме, давая всем "чёрнорыночникам", псевдомедикам и т.д. возможность зарабатывать колоссальные деньги.

– Есть тому доказательства?

– Доказательства очень простые. Иванов из ФСКН и Колокольцев из МВД провели анализ количества водителей, привлечённых к административной ответственности за вождение в состоянии наркотического опьянения. Где-то 130 тысяч человек были привлечены за это. И практически из них никто не пересекался по фамилиям и именам с базами наркоучёта Минздрава. Возникает вопрос: как такое может быть? Это первое.

Второй момент касается эффективности. Если посчитать тех, кто возвращается, кто интегрируется в социум, цифра эта сегодня составляет реально меньше 1 процента.

– Говорят, что человека невозможно вылечить, если он сам не захочет вылечиться.

– Вы гениально повторяете прекрасные объяснительные конструкции, которые придуманы для того, чтобы наркозависимый ходил по кругу, отдавал всем деньги.

Более того, до Конституционного суда три года существовал Конституционный надзор. Так вот он в 1990 году выпустил специальное постановление (представляете, как начала мафия работать) о том, что здоровье в части наркомании – это личное дело человека. Это не вопрос общества, принуждения, каких-то общественно опасных заболеваний. Нет. Это частное, личное дело самого наркозависимого.

Для чего это было сделано? Для того чтобы вытолкнуть его на этот "чёрный" рынок. А дальше? Ну, что этот человек по сравнению любой клиникой, не говоря уже про сети, мафию. Поэтому государство должно возвращаться в эту сферу, наводить порядок, выжигать всю эту "черную" и "серую" рыночную гниль, где коммерциализируется наша беда. Это единственный способ. А все реабилитационные центры должны работать под жестким государственным контролем.

Негосударственным некоммерческим реабилитационным центрам нужна полная открытость. У нас в Ассоциации принцип очень простой – готов ли ты к приездам и проверкам государственных и негосударственных людей? Если ты спокойно все показываешь, ничего не таясь, не коммерциализируешь свою деятельность – значит ты в нашей ассоциации. Но таких центров очень мало.

– Есть другие?

– Огромное количество. Вот, например, Ройзман, который говорит, что государственная программа не нужна. Он, так сказать, наш главный официальный борец, который говорит, что при реализации государственной программы в его центры будут влезать и мешать ему оздоравливать людей. Вот вам и позиция. Поэтому только через реабилитацию мы декриминализируем молодежную среду. Пользуясь случаем, хотел бы обратиться в Минфин, к Медведеву, к Путину – нужно финансировать программу реабилитации, иначе мы опять пойдем по кругу.

– В завершение несколько коротких сообщений от наших слушателей. Геннадий из Москвы пишет: "Я считаю, что тестирование может даже подтолкнуть к наркомании тех детей, которые еще ничего не знают о наркотиках, запретный плод, как известно, сладок".

– Кстати, правильно.

– Людмила Петровна из Реутова: "Закон этот глупый. В каждом доме все прекрасно знают тех, кто употребляет наркотики, кто их продает, и никто с этим не борется. При чем тут школьники?"

Абсолютно правильно.

– Спасибо большое за сегодняшний разговор, Юрий Васильевич!