главное новости по оперативным данным официально закон антинаркотическая реклама фоторепортажи массмедиа здоровье родителям, учителям, психологам мнения экспертов исследования журнал "Наркология" книжная полка о проектепоиск

Что мешает новому УПК РФ изменить сложившуюся в России практику судопроизводства?

 

Прежде всего, не утихающая критика в средствах массовой информации.

Больше всего новый УПК критикуют следователи, прокуроры и судьи, то есть все те, кто должен руководствоваться им в своей повседневной деятельности. При этом никто из критиков нового законодательства не желает считаться с тем, что только соблюдение порядка уголовного судопроизводства и способно уберечь от произвола чиновников государственной власти, что только новый закон позволяет более четко контролировать принимаемые по делу решения, ограничивая тем самым от произвола власти граждан России.

Вместо того чтобы использовать законодательство как неоспоримое руководство к действию, обществу рассказывают о том, как стало тяжело стороне обвинения выявлять лиц, причастных к преступлениям и доказывать их виновность, что закон сковывает действия судей, не позволяя допрашивать подсудимого и свидетелей в любой момент судебного следствия.

Кроме того, в средствах массовой информации не дается анализа правоприменительной практики с учетом такого назначения уголовного судопроизводства, какой является защита личности от незаконного и необоснованного обвинения. Между тем, анализ практики применения нового УПК позволяет сделать вывод о том, что, как и ранее, на всех этапах судопроизводства, продолжает главенствовать идея «борьбы с преступностью», а не защита личности от любых форм произвола. С соблюдением порядка уголовного судопроизводства стало даже хуже, чем при УПК РСФСР. Должностные лица не только не желают считаться с требованиями, предъявляемыми к ним новым УПК, но и нередко активно противодействуют исполнению предписаний УПК России.

Характерным примером сказанному является судебное разбирательство по делу Круглова, которого трижды осуждали за совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 228 УК РФ.

Каждый раз независимые и подчиняющиеся только Конституции РФ и федеральным законам судьи, признавали Круглова виновным в том, что он у не установленного лица, при не установленных обстоятельствах приобрел порошкообразное вещество, содержащее неизвестное количество героина.

Каждый раз факт изъятия вещества судьи обосновывали «протоколом досмотра», который не предусмотрен УПК и был составлен с нарушением порядка, установленного УПК для изъятия предметов и документов, имеющих значение для дела, а также лицом, которое не было уполномочено законом для составления таких протоколов. Фактически обнаруженное вещество устанавливалось с помощью доказательств, которые не имели юридической силы.

Кроме того, досмотр Круглова проводился в то время, когда он был неправомерно лишен свободы, так как протоколы о его задержании не составлялись.

Каждый раз суд признавал изъятое у Круглова вещество крупным размером наркотического средства, но никак не мотивировал, почему вещество, содержащее неизвестное количество героина, он признает крупным размером.

Каждый раз правоприменители оставляли без внимания критерии, изложенные в Постановлении Пленума ВС РФ «О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия» от 31 октября 1995 г. № 8, по которым доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона.

Каждый раз прокурор, утверждавший обвинительное заключение, и государственные обвинители, участвовавшие в судебном разбирательстве по делу, оставляли без исполнения п. 1.14 Приказа Генерального Прокурора РФ от 18.06.97 г. «Об организации прокурорского надзора за предварительным следствием и дознанием», обязывающий их исключать из уголовного дела доказательства, полученные с нарушением требований Конституции РФ и федеральных законов.

Все это свидетельствует лишь о том, что такое доказывание виновности Круглова в совершении им преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 228 УК РФ не является исключением, а лишь характеризует сложившуюся судебную практику по данному виду преступлений, и чтобы убедиться в этом, достаточно посетить любое судебное заседание.

Последнее судебное разбирательство по делу Круглова заслуживает того, чтобы его рассмотреть более подробно, так как в нем наиболее ярко проявились не только стереотипы прошлых решений судей, но и активное противодействие требованиям Конституции РФ и УПК России.

Анализ судебного разбирательства по делу свидетельствует о том, что требования УПК РФ судьей не исполнялись с реализации его полномочий по поступившему делу до постановления приговора.

Так, по поступившему уголовному делу, в соответствии с требованиями п. 4 и 6 ст. 228 УПК РФ , судья должен был рассмотреть имевшиеся письменные ходатайства: о проведении фармакологической экспертизы, о проведении дополнительной химической экспертизы, и решить подлежат ли они удовлетворению.

Однако эти требования закона судья не выполнил, что не могло не повлиять и, как показало дальнейшее разбирательство по делу, повлияло на постановление законного и обоснованного приговора.

Несмотря на то, что в деле имелось также обоснованное ходатайство об исключении доказательств, полученных с нарушением требований УПК РФ , судья не провел предварительного слушания по делу в порядке, установленном главой 34 УПК РФ .

С 1 июля 2002 г., новый КоАП РФ (ст. 6.8) устранил ответственность за деяния, предусмотренные ч. 1 ст. 228 УК РФ, что, согласно п. 2 ст. 229 УПК РФ , также требовало проведения предварительного слушания в порядке, установленном главой 34 УПК РФ , для решения вопроса о прекращении уголовного дела, но и эти требования закона судья оставил без исполнения.

Заявленное мною ходатайство о прекращении уголовного дела в связи с декриминализацией уголовной ответственности за приобретение и хранение наркотических средств без цели сбыта в крупных размерах, после вступления в силу статьи 6.8 КоАП РФ было незаконно и необоснованно отклонено. Судья не стал вникать в то, что после вступления в силу нового КоАП РФ, исключившего из нормы ст. 6.8 любые признаки о размерах наркотических средств, снят не только верхний «порог» запрета на подобные деяния в административном законодательстве, но и изменились условия уголовной ответственности за подобные деяния.

Исключение из описания административного проступка такого понятия, как «небольшой размер наркотических средств», устранило не только «порог» запрета действия административной нормы, но и вывело из числа преступных деяний, связанных с приобретением или хранением наркотических средств, в крупных размерах.

Существующая конкуренция между ч. 1 ст. 228 УК РФ и ст. 6.8 КоАП РФ должна быть разрешена в пользу нормы об административной ответственности. Об этом свидетельствует анализ ст. 10 КоАП РСФСР и ст. 2.1 КоАП РФ.

Согласно ст. 10 КоАП РСФСР административная ответственность за правонарушения наступала, если эти правонарушения по своему характеру не влекли за собой в соответствии с действующим законодательством уголовной ответственности. При таком понимании административной ответственности конкуренция между ч.1 ст. 228 УК РФ и ст. 6.8 КоАПРФ должна была решаться в пользу нормы об уголовной ответственности за данное деяние. Однако в КоАП РФ дано иное понятие административного правонарушения и административная ответственность за деяния с наркотиками без цели сбыта должна наступать по правилам, установленным в КоАП РФ.

Так поступать обязывает статья 54 Конституции РФ, в которой указано, что если после совершения правонарушения ответственность за него устранена или смягчена, применяется новый закон.

При этом следует иметь в виду, что конституционная норма не устанавливает каких-либо требований к отраслевой принадлежности «нового закона» и не предусматривает каких-либо исключений из этого общего принципа относящегося и к сфере уголовно-правовых отношений .

Принцип справедливости, выраженный в ст. 50 Конституции РФ требует не привлекать лицо дважды за одно и то же деяние.

Декриминализация ответственности за незаконное приобретение или хранение наркотических средств без цели сбыта является не только гуманной по отношению к тем, кто совершает такие деяния, но и снимает проблему с определением «крупного размера наркотических средств», поскольку на практике этот признак преступления определяется неправомерно. Однако мои доводы по данному решению судьи Судебной коллегией Мосгорсуда оставлены, как указано в определении, «без внимания». Почему?

Осуществляя руководство судебным заседанием, судья не только не обеспечил состязательности сторон, но и сам не исполнял порядок судебного заседания, предусмотренный УПК РФ .

Так, после того, как судебное заседание было открыто и проведена проверка явки в суд, председательствующий, вопреки требованиям ст. 264 УПК РФ , не удалил из зала судебного заседания свидетеля, который присутствовал в зале: и при оглашении мною ходатайства о прекращении уголовного дела, и при оглашении решения суда по ходатайству, а также при оглашении мною ходатайства об исключении доказательств по делу. Только изучая письменное ходатайство, председательствующий, увидев в нем фамилию свидетеля, предложил ему покинуть зал судебного заседания.

Эти нарушения требований УПК РФ также не могли не повлиять как на показания свидетеля в суде, так и на постановление приговора.

Однако этим нарушения порядка уголовного судопроизводства, установленные УПК РФ не закончились.

Вопреки требованиям ст. 1,7,17,74,75,83,85—88,235 УПК РФ судья отказался удовлетворить ходатайство об исключении доказательств, полученных с нарушением требований УПК РФ , несмотря на то, что даже у прокурора были возражения не по всем пунктам заявленного ходатайства.

Судья посчитал ходатайство необоснованным, мотивируя свое решение тем, что в ходатайстве «ссылок на невосполнимость доказательств нет», а также, что «существенных нарушений процедурных правил не имеется». Решение судьи по ходатайству об исключении доказательств не основывается на требованиях нового УПК РФ . Только нормами старого УПК РСФСР допускалась оценка доказательств по усмотрению суда и только в старом УПК РСФСР (ст. 345) использовалось понятие «существенное нарушение» УПК.

Новый УПК РФ не только не содержит такого понятия, как «существенное нарушение процедурных правил», но и строго регламентирует правила оценки допустимости доказательств, исключая любые усмотрения на это лица, оценивающего доказательства.

Неужели федеральный судья не знал, что для признания доказательства недопустимым закон требует установить только обстоятельство, свидетельствующее о том, что при получении доказательства был нарушен порядок сбора доказательств, установленный УПК и ничего более?

Никаких ссылок на «невосполнимость доказательств» не требуется, как не требуется и делить нарушения требований УПК на «существенные и не существенные».

Поэтому решение судьи по ходатайству об исключении доказательств по делу является незаконным и необоснованным и подлежит отмене. Это решение судьи не могло не повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора. Однако и эти мои доводы суд надзорной инстанции посчитал не заслуживающими внимания. Почему суд надзорной инстанции, вопреки требованиям ст. 377 УПК РФ , непосредственно не исследовал доказательства в соответствии с требованиями главы 37 УПК РФ ?

После разрешения ходатайств, судья сразу же перешел к судебному следствию без выполнения требований ст. 272 УПК РФ . Он не выслушал мнения сторон о возможности судебного разбирательства в отсутствие лиц, которые не явились в суд, не вынес даже постановления о продолжении судебного разбирательства. Тем самым, судья для себя решил, что вынести приговор будет возможно и при допросе одного свидетеля.

Возможно, что судья был просто незнаком и с новыми требованиями ст. 240 УПК РФ .

Такими нарушениями требований УПК РФ завершилась подготовительная часть судебного заседания, что не могло не повлиять на дальнейшее разбирательство по делу и вынесение законного приговора.

Несмотря на то, что об этих нарушениях УПК прямо свидетельствовали записи в протоколе судебного заседания, судьи надзорной инстанции посчитали, что нарушений УПК, влекущих отмену приговора по делу, не установлено. Почему?

Судебное следствие показало, что считаться с требованиями УПК РФ , регулирующими эту наиболее значимую часть судебного разбирательства, судья также не желает.

Вопреки требованиям ст. 273 УПК РФ судья не стал спрашивать подсудимого Круглова о желании им или его защитником выразить свое отношение к предъявленному обвинению. Судью больше интересовало, желает ли Круглов вообще давать показания. Очевидно, судью устраивало то, что отказ от показаний подсудимого значительно ускорит процесс судебного разбирательства по делу.

После допроса свидетеля прокурором, председательствующий, вопреки требованиям ст. 278 УПК РФ , стал задавать вопросы свидетелю.

Я выступил с возражениями по поводу неправомерных действий судьи, на что судья заявил: «Будет так, как я сказал».

Свои возражения против действий судьи я просил секретаря судебного заседания занести в протокол, но председательствующий потребовал, чтобы секретарь ничего в протокол не писала, так как в УПК нет статьи, в которой указано, что защита может возражать председательствующему.

Трудно поверить, что федеральный судья не усвоил требований ст. 243, 245, 249 УПК РФ о том, что возражения любого участника судебного разбирательства против действий председательствующего заносятся в протокол судебного заседания, что секретарь судебного заседания обязан полно и правильно излагать в протоколе действия и решения суда, а равно действия участников судебного разбирательства, имевшие место в ходе судебного заседания.

О какой объективности и беспристрастности можно говорить по делу Круглова, если такие требования ст. 259 УПК РФ , как обязательное указание в протоколе заявлений и возражений, участвующих в уголовном деле лиц, не выполнялись?

Если такой участник процессуальной деятельности, как секретарь судебного заседания, лишен возможности полно, и правильно излагать ход и действия участников судебного разбирательства в протоколе, то может ли такой документ иметь доказательственное значение и можно ли считать, что протокол в суде составлялся?

Анализ постановления судьи об отклонении заявленного ему отвода свидетельствует о том, что действия председательствующего, по которым защита заявляла возражения в ходе судебного разбирательства, были. Но тогда почему эти возражения не внесены в протокол судебного заседания?

Эти факты прямо свидетельствуют о том, что секретарь судебного заседания исполнила указания судьи о том, что не надо записывать возражения в протокол судебного заседания.

Судьи надзорной инстанции и эти доводы защиты посчитали не заслуживающими внимания. Почему?

Несмотря на то, что в ст. 275 УПК РФ четко и однозначно прописан порядок допроса подсудимого, считаться с ним судья не пожелал. Поэтому мой первый же вопрос к Круглову судья стал комментировать, поучая меня тому, что надо вначале предложить подсудимому дать показания по поводу обвинения и известных ему обстоятельствах уголовного дела.

Поскольку мои вопросы не были наводящими и имели отношение к уголовному делу, я просил секретаря судебного заседания записать в протокол мои возражения по поводу действий председательствующего, так как они мешали выяснить у подсудимого, а действительно ли он понимает суть предъявленного ему обвинения и не позволяли узнать об обстоятельствах, которые предшествовали его задержанию и досмотру, а также об исполнении требований Закона, при лишении Круглова свободы на сутки.

Круглов сумел сказать только то, что он не понимает, почему его обвиняют в приобретении наркотиков, если само обвинение признает, что обстоятельств приобретения наркотиков они не установили, и что ему непонятно почему, изъятое у него вещество считают крупным размером наркотического средства.

Последние слова Круглова очень возмутили судью, он начал его упрекать, что пора бы ему знать самому ответы на эти вопросы, так как привлекается по этой статье уже не первый раз.

Понимая, что в такой ситуации задавать вопросы Круглову не имеет смысла, я заявил, что у меня вопросов нет. Тогда судья, вопреки требованиям ст. 275 УПК РФ , по своей инициативе огласил акт амбулаторной экспертизы, и задал вопросы подсудимому, который отказался на них отвечать.

Несмотря на то, что подсудимого Круглова ещё не допрашивал государственный обвинитель, судья вновь принял решение об оглашении показаний свидетеля, данные на предварительном следствии.

Я заявил возражение против оглашения этих показаний, так как допущенные на предварительном следствии нарушения УПК РФ при составлении протоколов давали основания полагать, что и этот протокол допроса составлен неправомерно и не отражает реальных событий, которые произошли в действительности с подсудимым во время его задержания Петровым.

Как после было установлено, показания Петрова были записаны не следователем, как того требовал УПК РСФСР (ст. 127,129,141,142,158,160), а самим Петровым, кроме того, на нем имелись исправления даты задержания Круглова.

Оглашая этот протокол, вопреки, требований ст. 281 УПК РФ , судья не мог не видеть этих нарушений требований УПК РСФСР.

Кроме того, в приговоре судья ложно указал, что оглашение показаний Петрова было сделано по соглашению сторон.

Только после оглашения акта наркологической экспертизы и показаний Петрова, судья разрешил государственному обвинителю задать вопросы подсудимому Круглову.

Дальнейшее разбирательство по делу с участием председательствующего, не желавшего считаться с требованиями Конституции РФ и УПК РФ , теряло всякий смысл и мною был заявлен отвод судье, в котором указал, что в ходе судебного заседания был нарушен порядок рассмотрения дела, предусмотренный УПК РФ , а именно: свидетель вопреки требований ст. 264 УПК РФ удален из зала суда только после того, как мною было оглашено два ходатайства по делу; вопреки требований ст. 272 УПК РФ судья не стал выслушивать мнения сторон о возможности судебного разбирательства в отсутствие не явившихся в суд свидетелей; вопреки требований ст. 273 УПК РФ судья не позволил высказать подсудимому и адвокату свое отношение к предъявленному обвинению; вопреки требований ст. 243 УПК РФ, судья запретил секретарю судебного заседания заносить в протокол мои возражения по поводу нарушения порядка судопроизводства по делу; вопреки требований ст. 287 УПК РФ , судья задавал вопросы свидетелю до допроса его сторонами; при допросе мною подсудимого Круглова комментировал мои вопросы, мешая ответам моего подзащитного.

Изложенное вызывало обоснованные опасения в беспристрастности судьи по делу, и фактически обусловило незаконный и необоснованный приговор.

Заявление об отводе судья отклонил, мотивируя тем, что «ход судебного разбирательства и порядок производства различных следственных действий предусмотрен главами 36—37 УПК РФ , в соответствии с нормами которых и производится судебное разбирательство по настоящему делу. Ссылки автора ходатайства на присутствие не допрошенного свидетеля в зале суда откровенно надуманны, как и ссылки на отказ суда выслушивать мнение сторон. Содержание протокола судебного заседания автору ходатайства неизвестно, в связи с чем его предположение о не соответствии протокола закону безосновательны. Однако суд разъясняет стороне защиты, что право заявлять какие-либо возражения на действия председательствующего предоставлено участникам процесса не произвольно и вопреки нормальному ходу процесса, а только с соблюдением установленного в судебном заседании распорядка судебного заседания, не допуская прерывания допрашиваемого лица и в соответствии с предусмотренными ст. 257 УПК РФ регламентом судебного заседания».

Постановление судьи было мною обжаловано, так как оно не только не объясняло мотивы отказа, но и содержало ссылки на сведения, которых не было в моем заявлении об отводе.

Посчитав откровенно надуманными мои заявления о том, что не допрошенный по делу свидетель присутствовал в зале суда до того, как мною было оглашено письменное ходатайство об исключении доказательств, полученных с нарушением УПК РФ , где был указан и протокол допроса свидетеля, находящегося в зале, судья в своем постановлении никаких доказательств надуманности этого факта не привел.

Судья даже не воспользовался предоставленным ему ст. 65 УПК РФ правом публично изложить свое объяснение по поводу заявленного ему отвода и убедить участников судебного заседания, что мое обоснование отвода является «откровенно надуманным».

В своем заявлении я не обосновывал отвод тем, что председательствующий «отказывается выслушивать мнение сторон». Не об этом шла речь в заявлении. В письменном заявлении было указано совершенно иное, что судья не выполнил обязательных требований ст. 272 УПК РФ и не стал выслушивать мнения сторон о возможности судебного разбирательства в отсутствии лиц, которые были вызваны, но не явились в суд.

Я не обосновывал отвод судье предположением о том, что протокол не соответствует действительности, как это указано в постановлении, а указал на то, что судья прямо запретил секретарю судебного заседания записывать в протокол мои возражения по поводу нарушения порядка судопроизводства.

Почему судья обосновывал свое постановление ссылками на суждения, которых не было в моем заявлении, о его отводе?

Поучая меня тому, как надо заявлять возражения на действия председательствующего, судья не привел каких-либо доказательств того, что в ходе судебного заседания мною был нарушен регламент судебного заседания, предусмотренный ст. 257 УПК РФ .

Судья никак не мотивировал отклонение обстоятельств отвода, изложенных еще в трех пунктах заявления, каждое из которых само по себе свидетельствовало о фактах, дающих основания для отвода судьи.

Трудно поверить, что федеральный судья не увидел в заявлении об отводе доводов, которые свидетельствуют о его предвзятости, необъективности, ведении судебного следствия с нарушениями порядка судопроизводства, установленного Конституцией и УПК РФ , что согласно ч. 2 ст. 61 УПК РФ и дает основания полагать, что судья лично и прямо заинтересован в исходе уголовного дела.

Несмотря на то, что порядок отвода судье, установленный в ст. 65 УПК РФ не требует испрашивать мнения участников процесса по отводу, судья сделал это.

Подсудимый Круглов полностью поддержал сделанное защитой заявление, а государственный обвинитель никаких возражений по поводу обоснованности заявленного суде отвода не сделал.

Однако вопреки требований ст. 355 УПК РФ , и п. 3 постановления КС РФ от 2 июля 1998 г. № 20-П, по делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 331 и 464 УПК РФ , в связи с жалобами ряда граждан, Судебная коллегия Мосгорсуда даже не стала рассматривать кассационную жалобу на законность и обоснованность постановления судьи об отклонении заявленного ему отвода.

Почему суд кассационной инстанции, вопреки требований ст. 377 УПК РФ не стал непосредственно исследовать имеющиеся в деле доказательства, свидетельствующие о том, что заявление об отводе судье было и законным и обоснованным?

Так в протоколе судебного заседания не было записи о том, что согласно ст. 264 УПК РФ свидетель из зала судебного заседания был удален.

Содержащиеся в постановлении судьи разъяснения стороне защиты, свидетельствовали о том , что действия председательствующего, по которым защита заявляла возражения в ходе судебного разбирательства были, но тогда почему эти возражения не внесены в протокол судебного заседания?

Это прямо свидетельствует и о том, что секретарь судебного заседания исполняла указания судьи о том, что не надо записывать возражения председательствующему в протокол судебного заседания.

Если, как утверждается в постановлении, защитой был нарушен регламент судебного заседания, то почему председательствующий не указал на это защите и не разъяснил в чем конкретно выразилось это нарушение?

О нарушении регламента судебного заседания защитой никаких свидетельств, в протоколе судебного заседания нет.

Если, как утверждается в постановлении, защита своим возражением прерывала допрашиваемого в суде лица, то почему это возражение не отражено в протоколе судебного заседания?

Почему в протоколе не указано, кто в это время задавал вопросы допрашиваемому? Содержание вопроса? Против чего возражала защита?

Что мешало судьям надзорной инстанции получить ответы на эти вопросы?

В соответствии с требованиями ст. 271 УПК РФ я вновь заявил ходатайство об исключении протокола досмотра из числа доказательств и стал мотивировать свое ходатайство, но председательствующий сделал мне замечание, и заявил, что «право на высказывание своего мнения по существу любого доказательства и его оценке предоставлено сторонам только в ходе судебных прений».

Мои указания на неправомерность такого ограничения сторон в исследовании доказательств, и пояснения о том, что стороны вправе не только проверять каждое доказательство, но и оценивать его на относимость, допустимость и достоверность (ст. 87 и 88 УПК РФ ), остались не услышанными судьей.

Как можно говорить о доказанности или не доказанности обстоятельств уголовного дела и давать им юридическую оценку, если в ходе исследования доказательств защита была решением судьи лишена права на «высказывание своего мнения по существу любого доказательства и его оценке»?

О каком правосудии и состязательном процессе можно говорить, если судья, вопреки требованиям ст. 15 УПК РФ стал органом уголовного преследования?

Несмотря на то, что я в своем письменном ходатайстве обосновал, почему протокол допроса свидетеля подлежит исключению из числа доказательств, судья огласил и его показания, нарушив тем самым еще раз требования ст. 281 УПК РФ , несмотря на то, что я также возражал против его оглашения.

В своей речи государственный обвинитель так и не мог ответить под-судимому, почему его обвинили в приобретении наркотиков, почему 0,03 грамма вещества, содержащего неизвестное количество героина, посчитали крупным размером наркотического средства.

Это за обвинение попытался сделать судья в приговоре.

Анализ приговора свидетельствует о том, что выводы суда, изложенные в приговоре, не соответствуют даже тем доказательствам, что с нарушением требований УПК РФ , были рассмотрены в ходе судебного разбирательства.

Судом не было установлено, что Круглов приобрел наркотические средства. Факт приобретения наркотиков опровергало само обвинение, прямо признавая, что сведений (доказательств) о приобретении наркотиков у него нет.

Версия Круглова, заявленная им сразу же во время досмотра о том, что наркотики ему могли подложить в куртку, когда он находился в кафе, даже не проверялась ни в ходе предварительного следствия, ни в ходе судебного разбирательства по делу.

Зачем это делать, если и при не установленных обстоятельствах судьи, как свидетельствует многолетняя практика, вменяли в вину приобретение наркотиков, зная, что при этом они ничем не рискуют.

Тем самым судья оставил без внимания требования ст. 73 УПК РФ о необходимости доказывания обстоятельств совершения преступления.

«Приобретение» является одним из признаков состава ч. 1 ст. 228 УК РФ, и если обвинение не пожелало искать доказательств, свидетельствующих о том, что Круглову подложили наркотики, и не опровергло его версии о том, как наркотики оказались у Круглова, то судья не имел права вменять ему этот признак преступления еще и потому, что согласно требований Конституции РФ (ст. 49 и 50) и ст. 14 УПК РФ , все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном УПК РФ, толкуются в пользу обвиняемого.

Судья в приговоре указал, что Круглов был задержан в 00 час. 20 минут 10 декабря 2001 года возле дома 18 по ул. Тихвинской.

Это утверждение судьи не соответствует фактическим обстоятельствам уголовного дела, на которые в приговоре ссылается судья.

Так, в рапорте от 9 декабря 2001 г., составленном оперативником указано, что 9 декабря 2001 г. в 20 час. в подъезде дома 18 по ул. Тихвинской был задержан Круглов.

Никогда не говорил Круглов о том, что его задержали 10 декабря 2001 г. в вечернее время и около подъезда своего дома, как это записано в приговоре.

Зачем это делает судья? Ведь эти «показания» прямо противоречат не только сведениям, содержащимся в раппорте оперативника Петрова, но и протоколу досмотра и изъятия, в котором указано, что в ночное время 10 декабря, в период с 00 час. 20 мин. до 00 час. 35 мин. Круглов был уже досмотрен.

Задолго до вечера 10.12.01 г. Круглов уже утром 10.12.01 г. был допрошен, а, следовательно, не мог быть задержан в «вечернее время 10 декабря 2001 г.», как это указано в приговоре, и эти противоречия в приговоре никак не оговорены.

Эти обстоятельства прямо свидетельствуют не только о том, что выводы суда, изложенные в приговоре, не соответствуют фактическим обстоятельствам дела, но и о том, что в самом приговоре содержатся противоречивые суждения.

Так, сославшись на показания Петрова, против оглашения которых я возражал, судья, обосновывает задержание не вечером 9 декабря, а вечером 10 декабря 2001 г. При этом, в приговоре идет ссылка на рапорт Петрова, в котором о времени задержания записано не так, как желает судья.

Понимая всю абсурдность излагаемых событий, судья в показаниях свидетеля Бондаренко уже не указывает ни времени, ни места где был задержан Круглов, несмотря на то что, на предварительном следствии и в суде свидетель показал, что задержали Круглова вечером 9 декабря 2001 г.

Если материалы уголовного дела свидетельствуют о том, что Круглов был задержан в подъезде дома 18, по Тихвинской улице 9 декабря 2001 г. в 20 часов, то суду требовалось выяснить, почему его досматривали не сразу, а только 10 декабря в 00 час.20 мин.?

Почему, без составления протокола о его задержании в соответствии с требованиями КоАП РСФСР или УПК РСФСР, его почти сутки лишали свободы, не обеспечив возможности иметь адвоката?

Почему, возбудив уголовное дело 10 декабря 2001 г., составили 10 декабря 2001 г. протокол досмотра и изъятия, не предусмотренный УПК и с нарушениями требований УПК РСФСР?

Почему Круглов допрашивался в качестве подозреваемого 10 декабря 2001 г., когда никакой меры пресечения в отношении его не избиралось, а сам допрос осуществлялся начальником следственного отдела, который дело к производству не принимал?

Изложенное позволяет сделать предположение, что судья не знаком с тем, что уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения.

Явно надуманными являются выводы суда о том, что «в составе порошкообразного вещества содержится наркотическое средство героин весом 0,03 грамма».

В заключение эксперта указано, что вес всего вещества, представленного на экспертизу, составляет 0,03 грамма, и что в составе представленного вещества , то есть в 0,03 гр., содержится героин. Но сколько героина в веществе эксперт не сообщает. Он также в своих выводах не утверждает, что наркотическое средство является героином.

Не может не вызывать удивления вывод суда о том, что доказанность вины подсудимого в совершении умышленного преступления, каковым является ч. 1 ст. 228 УК РФ, подтверждается тем, что при обследовании у Круглова выявлен факт употребления наркотических средств.

Неужели федеральный судья не понимает, что виновность в потреблении наркотиков никак не доказывает виновности в умышленном хранении или приобретении наркотических средств, да еще в крупном размере?

Кроме того, сам протокол освидетельствования вызывает сомнения в том, что он составлен по обстоятельствам обследования Круглова, так как в нем указано, что у Круглова был изъят порошок серого цвета, что противоречит материалам следствия, где указано, что изъятое у Круглова вещество имеет желтый цвет.

Не соответствует требованиям КоАП РСФСР вывод судьи в приговоре о том, что протокол досмотра составлялся в порядке предусмотренном административным законодательством и при его соблюдении.

Если Круглова подозревали в совершении административного проступка, а не, как утверждает в приговоре судья, преступление, то в соответствии с положениями ст. 234, 239, 240 КоАП РСФСР должны были составить протоколы об административном правонарушении и задержании, и только после этого сделать личный досмотр Круглова. Однако в деле нет данных о том, что именно так и поступили с задержанием Круглова, что соблюдался порядок оформления ответственности за административный проступок.

Кроме того, только при соблюдении требований УПК РСФСР административные материалы могли быть приобщены к материалам уголовного дела. Но ни того, ни другого сделано не было. Поэтому протокол досмотра нельзя признать доказательством, а результаты такого досмотра нельзя использовать для доказывания виновности Круглова в совершении преступления, в том числе и направляя их на химическую экспертизу.

На домыслах основано суждение суда, изложенное в приговоре о том, что «по мнению суда, размер обнаруженного у подсудимого наркотического средства и его свойства дают основания считать этот размер крупным».

Когда и от кого судья узнал о свойствах наркотических средств, изъятых у Круглова? Почему судья взялся восполнять за сторону обвинения уголовное преследование Круглова?

Прокурор, поддерживая государственное обвинение, никаких доказательств о признании 0,03 гр. вещества крупным размером наркотического средства, не привел.

Поскольку точное количество героина в составе вещества экспертом не устанавливалось, были основания полагать, что примесь в веществе может содержать фармакологически активные компоненты, способные нейтрализовать, либо уменьшить наркотическое действие содержащихся в препарате наркотиков. Поэтому мною было заявлено ходатайство о проведении фармакологической экспертизы, на разрешение которой я просил поставить вопросы: не содержит ли исследуемое наркотическое средство примесей каких-либо лекарственных средств, если да, то каких именно; может ли это лекарственное средство нейтрализовать или существенно изменить наркотическое действие исследуемого наркотика?

Судья не принял никаких мер даже к рассмотрению заявленного ходатайства. Оно явно помешало бы ему при обосновании приговора.

Анализ проведенного экспертом исследования свидетельствовал о том, что наличие наполнителей в веществе потребовало израсходовать 0,01 грамма вещества только для того чтобы определить в нем наличие героина. Поэтому были все основания полагать, что во всей массе предъявленного на исследование вещества героина может быть такое микроскопическое количество, которое не способно оказать вредное воздействие на организм человека, а, следовательно, не может быть предметом преступления, связанного с наркотиками.

В этой связи я просил назначить и провести дополнительную химическую экспертизу, на разрешение которой поставить следующие вопросы: каково количественное содержание героина в веществе, изъятом у Круглова; какова степень воздействия на организм Круглова вещества, изъятого в него? Однако и это ходатайство судья не стал даже рассматривать. Оно явно расходилось с его пониманием доказывания крупного размера наркотических средств.

Сославшись в приговоре на решения Пленума Верховного Суда РФ, судья фактически не принял никаких мер для его исполнения.

Анализ приговора свидетельствует о том, что судья не имел никаких сведений ни о точном количестве героина в составе вещества, изъятого у Круглова, ни о свойствах изъятого вещества, ни о степени воздействия изъятого вещества на организм Круглова. Никаких доказательств, характеризующих изъятое у Круглова вещество, как крупный размер наркотического средства, стороной обвинения представлено не было. Тогда, что позволяло судье считать обнаруженное у Круглова вещество, крупным размером?

Если судья руководствовался рекомендациями, разработанными Постоянным комитетом по контролю наркотиков, то должен был бы прямо об этом и указать в приговоре, мотивируя свое решение о размере наркотических средств. Однако, федеральный судья не делает этого. Он не может не знать, что рекомендации Комитета не являются обязательными к исполнению. Они не могут являться критериями для определения размера наркотических средств, так как носят рекомендательный характер.

Еще в 1997 г., в Определении Конституционного Суда РФ об отказе в принятии к рассмотрению запроса Невинномыского районного суда Ставропольского края было указано, что из содержания ч. 1ст. 228 УК РФ не следует, что при её применении и оценке размера количеств наркотического средства как крупного суды связаны рекомендацией Постоянного комитета по контролю наркотиков.

Кроме того, Сводная таблица заключений Постоянного комитета по контролю наркотиков об отнесении к небольшим, крупным и особо крупным размерам количеств наркотических средств периодически обновляется самим Комитетом и в силу только этого носит лишь рекомендательный характер.

Не мог не знать судья и того, что сам Комитет и его Сводная таблица заключений соответствующую регистрацию в Минюсте России не проходили, поэтому Сводная таблица никогда и нигде официально опубликована быть не могла.

Судья не мог не знать и того, что любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально (часть 3 ст. 15 Конституции), возможно, поэтому и не сделал ссылку в приговоре на сводную таблицу заключений Постоянного комитета по контролю наркотиков. Но верх все же взяла годами сложившаяся неправомерная практика, которую хотят навязать и новому порядку уголовного судопроизводства. Зачем?

Большинство судей продолжает воспринимать содержащиеся в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 мая 1998 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами...» указания о критериях определения размера наркотических средств, находящихся в незаконном обороте только по рекомендациям, разработанным Постоянным комитетом по контролю наркотиков.

Обязательным к исполнению судьями воспринимается только указание на рекомендации Комитета. Никто не считается с тем, что в Постановлении на первом месте указано, что размер наркотических средств должен решаться судом в каждом конкретном случае из их количества, свойств, степени воздействия на организм человека, других обстоятельств, а уж затем «и с учетом рекомендаций, разработанных Постоянным комитетом».

Сама ссылка в Постановлении Пленума ВС РФ на рекомендации Постоянного комитета не может считаться правомерной. Фактически суд высшей надзорной инстанции рекомендует всем судьям России учитывать рекомендации, которые в силу их правовой природы никак не могут быть использованы для доказывания такого признака преступления, каким является в ч. 1 ст. 228 УК РФ «крупный размер наркотических средств».

Странной выглядит и длительная выжидательная позиция Верховного Суда России на то, что иные критерии определения крупного размера, изложенные в Постановлении суда высшей судебной инстанции, никак и никем не устанавливаются на практике, а если их и называют в приговорах, то никакими доказательствами их наличие не обосновывают.

Как долго еще будет продолжаться наблюдение за неправедной деятельностью судов в России?

Надежду на изменения в сфере надзорного производства дает рабочая встреча Президента России с председателем Верховного суда, на которой было отмечено, что судебные власти более серьезно относятся к проблеме недопущения действий по ограничению прав и свобод граждан. Это, несомненно, связано не только с тем, что правоприменители все более осваиваются на правовом пространстве нового УПК РФ , но и с тем вниманием со стороны Президента России и средств массовой информации к действиям по ограничению прав и свобод граждан.

Хочется думать, что такое внимание будет проявлено и к соблюдению порядка судопроизводства, так как его нарушение ведет к использованию недопустимых доказательств, а, следовательно, привлечению к уголовной ответственности заведомо невиновных и различным должностным преступлениям.

Случай с Кругловым свидетельствует не только о кадровых проблемах в судебной системе, но и с необходимостью заставляет задуматься и о том, а кто допускает таких судей к мантии?

Особую актуальность соблюдения порядка судопроизводства обретает в связи с возрастающим числом обращений в правоохранительные и судебные органы зарубежных стран с просьбой о выдаче подозреваемый в совершении преступлений граждан России.

Чем быстрее мы научимся выполнять требования Конституции и УПК РФ, тем меньше будет у нас оснований считать, что подозреваемых нам не выдают только по политическим мотивам. Цивилизованные государства требуют соблюдения правил доказывания виновности подозреваемых и справедливо считают, что нарушения этих правил является тяжким преступлением.

Почему судьи надзорных инстанций оставляют без внимания многочисленные нарушения требований Конституции и федеральных законов?

Причины могут быть разные. Важно другое. Почему судьи не опасаются за последствия такой судебной деятельности. Они же, как никто другой знают, что именно их решения и создают судебную практику, которой неукоснительно следуют не только поднадзорные им судьи, но и все участники стороны обвинения.

Возможно судьи полагают, что такая неправедная практика не коснется их самих или их родственников.

Дело Круглова является наглядным примером того, что соучастие в создании, либо поддерживании судебной практики, не основанной на Законе, когда-то окажет влияние на судьбу не только таких «правоприменителей», как не раз это было в истории России, но и близких им людей.

Круглова трижды осуждали за незаконное приобретение и хранение наркотиков в крупных размерах. Каждый раз расследование и судебное разбирательство велось с многочисленными нарушениями Конституции РФ и федеральных законов, что не давало никаких оснований ни для признания его виновным в совершении преступлений, ни в утверждении того, что имело место деяние, в совершении которого его обвиняли.

По первому обвинению Круглова защищал его дедушка, который до адвокатской деятельности, более 10 лет был судьей Верховного Суда России и сам принимал участие в подготовке Постановлений Пленума Верховного Суда РФ и знал сложившуюся практику. Поэтому, когда его внуку определили наказание в виде 2-х лет лишения свободы условно, он не стал даже обжаловать явно несправедливое наказание.

По последнему приговору Круглова осудили к 4-м годам лишения свободы, присоединив к новому сроку полностью условное наказание.

Никто не оспаривает того, что наркотики являются одной из самых болевых проблем в нашем обществе, но разве можно её решать игнорируя требования Конституции и федеральных законов, оставаясь наблюдателем того произвола, который ежедневно происходит в деятельности правоприменителей.

Как долго будем жить с таким судебным надзором?
 

В. Осин,
адвокат МГКА,
полковник милиции в отставке,
кандидат юридических наук

Задать вопрос автору