Анализ судебно-следственной практики свидетельствует о том, что наши граждане в подавляющем большинстве случаев слабо представляют себе, как надлежит отстаивать свои права законными средствами во время доследственной проверки, проводимой правоохранительными ведомствами, а также в ходе следствия, при отсутствии правовой помощи со стороны профессионального юриста. Это нередко приводит к самым неблагоприятным последствиям, заставляет человека почувствовать себя жертвой произвола, избрать далеко не самый лучший способ защиты от уголовного преследования. Поэтому знакомство с основами уголовного судопроизводства является необходимостью для всех, кто прямо либо косвенно соприкасается с наркотиками.

Лица, страдающие наркозависимостью, обязаны знать законные средства уклонения от уголовной ответственности, поскольку больные люди должны получать надлежащее лечение, а не наказание, пусть даже и условное. А как быть с теми, кто пытается "построить свое счастье" на сбыте наркотиков? Оправдан ли по отношению к ним произвол и вынесение незаконных судебных решений? Представляется, что ответ однозначен – нет. Никакой произвол в противодействии наркотикам не может быть оправдан, поскольку сам подобный произвол является тяжким преступлением (ст. 15, 229, 301, 305 УК РФ).

Никакие "издержки" в работе системы уголовной юстиции не могут быть терпимы и любой совершивший деяния с наркотиками должен считаться невиновным, пока его виновность не будет доказана по правилам, установленным Конституцией РФ и федеральным законодательством. Поэтому важно знать, в рамках каких федеральных законов осуществляется предварительное расследование о деяниях, связанных с наркотиками и как с их помощью защитить свои права и законными средствами избежать уголовной ответственности.

По делам данной категории, как правило, проводится доследственная работа, которая регламентируется Федеральным законом "Об оперативно-розыскной деятельности" (Закон об ОРД), где определен перечень органов, которые такую деятельность вправе проводить. Это является существенным шагом в деле становления в России диктатуры Закона. Долгие годы оперативно-розыскная деятельность осуществлялась в России при отсутствии какого бы то ни было законодательного регулирования, на основе одних лишь секретных ведомственных приказов и инструкций.

Первый в России закон об оперативно-розыскной деятельности был принят в 1992 году. Им строго регламентировалось проведение негласных оперативных мероприятий, а вторжение в сферу прав и свобод человека ограничивалось.

При получении сведений о готовящемся или уже совершенном преступлении оперативные подразделения наделены правом проведения ряда гласных и негласных мероприятий. Перечень оперативных мероприятий строго регламентирован в Законе об ОРД и может быть изменен или дополнен только федеральным законом (ст. 6 Закона об ОРД). Так оперативный уполно-моченный может проводить: опрос граждан, наблюдение, контрольные закупки товаров, обследование помещений, транспортных средств, контроль почтовых отправлений, прослушивание телефонных переговоров, оперативное внедрение, контролирующие поставки и оперативный эксперимент.

Основанием для проведения оперативных мероприятий по делам о наркотиках является:

1. Наличие возбужденного уголовного дела.

2. Сведения о признаках противоправного деяния, а также о лицах его подготавливающих, совершающих или совершивших, если нет достаточных данных для решения вопроса о возбуждении уголовного дела.

В соответствии со ст. 8 Закона об ОРД, проведение оперативно-розыск-ных мероприятий, ограничивающих конституционные права граждан на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, а также право на неприкосновенность жилища, допускается на основании судебного решения и при наличии информации о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, по которому производство предварительного следствия обязательно; о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших противоправное деяние, по которому производство предварительного следствия обязательно.

В случаях, которые не терпят отлагательства и могут привести к совершению тяжких преступлений, на основании мотивированного постановления одного из руководителей органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, допускается проведение указанных оперативно-розыскных мероприятий, но с обязательным уведомлением суда (судьи) в течение 24 часов.

В течение 48 часов с момента начала проведения подобного оперативно – розыскного мероприятия орган, его осуществляющий обязан получить судеб-ное решение о проведении такого мероприятия либо прекратить его проведе-ние.

Таким образом, "срочные" оперативные мероприятия могут проводиться только за деяния с наркотиками, за которые предусмотрено наказание свыше пяти лет лишения свободы.

С принятием нового УПК РФ по делам о преступлениях, предусмотренных ч.1 ст. 228 УК РФ должно проводиться не предварительное следствие, а дознание. Поэтому любые оперативные меры, ограничивающие конституционные права граждан на тайну переписки, телефонных и иных сообщений, а также на неприкосновенность жилища, применяться не должны. Если они будут проведены, то результаты такой работы не только не могут являться доказательствами по обвинению того, в отношении кого такие меры проводились, но и все лица, которые проводили такую работу, подлежат уголовной ответственности по ст. 285, 286 УК РФ за злоупотребление и превышение должностных полномочий.

И этого следует добиваться во всех случаях, когда присутствовали подобные злоупотребления со стороны должностных лиц. Любое прощение должностных преступлений или невнимание к ним лишь усиливают произвол, создают у государственных служащих уверенность в своей безнаказанности.

В целях выявления фактов распространения (сбыта) предметов и веществ, оборот которых ограничен или запрещен (оружие, наркотики, сбыт поддельных денег или ценных бумаг), проводится проверочная закупка.

В соответствии с ч. 5 ст. 8 Закона об ОРД проверочная закупка может проводиться только на основании постановления, утвержденного руководителем органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность.

Как правило, проверочная закупка должна готовиться заранее. Нередко, для её проведения, в соответствии со ст. 17 Закона об ОРД, привлекаются "отдельные лица с их согласия". С ними могут заключаться контракты для подготовки или проведения оперативно-розыскных мероприятий.

Тому, кто непосредственно проводит закупку, вручается радиомикрофон, его разговоры при встречах с продавцами прослушиваются оперативными работниками, осуществляющими контрольную закупку, и записываются на аудиокассету.

Все это позволяет собрать неопровержимые доказательства для изобличения сбытчиков наркотиков при надлежащем их оформлении и приобщении к материалам уголовного дела. Однако именно небрежное отношение к порядку проведения этого оперативного мероприятия, оформлению результатов контрольной закупки, делают всю работу непригодной для изобличения сбытчиков наркотиков. Нередко результаты такой работы лишь свидетельствуют о том, что сбыта наркотиков не было, а имело место соучастие в приобретении наркотических средств. Однако установка, созданная оперативным экспериментом, что имел место именно сбыт наркотиков, срабатывает не только на предварительном следствии, но и в суде.

Так, например, по делу Никишина было установлено, что он по просьбе своего "школьного приятеля" , на его деньги, приобрел тому наркотическое средство – героин. Никишина посчитали сбытчиком героина и обвинили в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 228 УК РФ.

Проверочная закупка фиксировалась с помощью технических средств, и её результаты были приобщены к материалам уголовного дела. Все свидетельствовало о том, что "школьный приятель" дал согласие оперативным работникам на участие в проверочной закупке для изобличения сбытчика наркотиков. Для этого оперативники дали ему 200 рублей, которые он передал Никишину для приобретения наркотиков.

В тот же день у неустановленного лица Никишин купил 0,03 гр. вещества, содержащего героин. Вечером он передал вещество "школьному приятелю" и тут же был задержан. Узнать, у кого купил Никишин героин, оказалось для оперативных работников делом непосильным, поэтому "крайним" решили сделать именно Никишина.

Однако анализ результатов проверочной закупки, сделанной оперативниками, свидетельствовал только о том, что Никишин на деньги "школьного приятеля" приобрел для него 0,03 гр. вещества, содержащего героин у не установленного следствием лица. Таким образом, материалами оперативного мероприятия доказывалось лишь то, что Никишин оказал помощь "школьному приятелю" в приобретении героина. Его участие на стороне сбытчика героина не было установлено ни в ходе проведения проверочной закупки, ни в ходе предварительного и судебного следствия.

При таких обстоятельствах содеянное Никишиным следовало квалифицировать не как сбыт наркотических средств, а как посредническую деятельность, направленную на приобретение наркотиков. С собственником героина Никишин ни в каких отношениях, кроме как покупатель, не состоял.

Кроме того, умыслом Никишина охватывалось оказание "школьному приятелю" помощи в приобретении героина, а не его сбыт. Оказание помощи в приобретении наркотических средств сбытом не является.

В этой истории остался без ответа вопрос, почему оперативники, проводившие это оперативное мероприятие, "не смогли" установить, у кого же именно Никишин купил героин?

Суд не стал искать на него ответ и осудил Никишина к семи годам лишения свободы по ч. 4 ст. 228 УК РФ, несмотря на то, что тот ранее не был судим, недавно отслужил срочную службу в Армии России в десантных войсках, имел положительные характеристики, помогал матери воспитывать малолетнего брата.

Отдельные оперативные мероприятия могут проводиться только при наличии условий, определенных в федеральном законе. Так, проведение оперативного эксперимента допускается только в целях выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия тяжкого преступления, а также в целях выявления и установления лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших.

Оперативный эксперимент имеет своей целью вмешательство оперативных служб в процесс совершения преступления и взятия его под контроль. Поскольку его проведение сопряжено с нарушениями Конституции и федеральных законов, оно специально обусловлено в статье 8 Закона об ОРД.

Кроме того, согласно положениям ст.12 Закона об ОРД, сведения об используемых или использованных при проведении негласных оперативно-розыскных мероприятиях средствах, источниках, методах, планах и результатах оперативно-розыскной деятельности, о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, и о лицах, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе, а также об организации и тактике проведения оперативно-розыскных мероприятий составляют государственную тайну и подлежат рассекречиванию только на основании постановления руководителя органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность.

Предание гласности сведений о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также о лицах, оказывающих или оказывавших им содействие на конфиденциальной основе, допускается лишь с их согласия в письменной форме и в случаях, предусмотренных федеральным законом.

Таково требование федерального закона, но как это делается на практике, свидетельствует анализ уголовного дела Таждинова, которого обвиняли в сбыте наркотических средств по ч. 4 ст. 228 УК РФ при следующих обстоятельствах: в не установленное следствием время, в неустановленном месте, у не установленного следствием лица, при неустановленных обстоятельствах, он незаконно в целях сбыта приобрел порошкообразное вещество в свертках общим весом 0,07 гр., являющееся по заключению химической экспертизы наркотическим средством – героином в особо крупном размере, которое в дальнейшем незаконно хранил при себе. Часть вышеуказанного наркотического средства – героина весом 0,01 гр. в особо крупном размере Таждинов продал Игнатьеву, после чего был задержан.

Допрошенный в судебном заседании Таждинов виновным себя в совершении преступления признал частично и пояснил, что наркотики Игнатьеву не продавал, а только помог ему их приобрести, купив их у Рашида на деньги Игнатьева. Ранее он покупал наркотики у Рашида для себя неоднократно, но в этот раз, очевидно из предосторожности, Рашид деньги Игнатьева не взял, а просил принести их на следующий день.

Допрошенный на предварительном следствии Игнатьев показал, что в ОВД ему в присутствии понятых выдали 200 рублей, для того чтобы изобличить сбытчика наркотиков. После этого он пришел домой к Таждинову, вызвал его на лестничную площадку и упросил помочь в приобретении наркотика. Таждинов согласился, и они вместе пошли к дому, где Таждинов обычно покупал наркотики у какого-то мужчины. Там он отдал Таждинову деньги, выданные ему сотрудниками милиции, и остался ждать возле дома.

Через несколько минут Таждинов появился и передал ему пакетик с наркотиками, которые он успел положить в свой левый носок, и их тут же задержали.

Эти показания приводятся в самом приговоре, что прямо свидетельствует о том, что Таждинов, также как и Никишин, не был сбытчиком наркотиков, а оказывал Игнатьеву лишь помощь в их приобретении. Об этом прямо свидетельствовал и тот факт, что оперативная группа была готова к задержанию Таждинова непосредственно у квартиры, где он разговаривал с Игнатьевым, как если бы он занимался сбытом наркотиков. Однако он этим не занимался, а покупал наркотики для себя и, из жалости к Игнатьеву, согласился на его деньги оказать содействие в приобретении наркотиков для Игнатьева. Но суд посчитал такое содействие сбытом и осудил Таждинова к семи годам лишения свободы по ч. 4 ст. 228 УК РФ.

Несмотря на неправильное применение уголовного закона, суд оставил без внимания и надлежащей оценки не только нарушения Конституции РФ, УПК РФ, но и ст. 6, 7, 8, 11, 12 и 17 Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности".

Так, вопреки требованиям Закона об ОРД и "Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд" утвержденной приказами ФСНП России, ФСБ России, МВД России, ФАС России, ГТК России от 13 мая 1998 г. № 175/225/3336/201 410/56 и согласованной с Генеральным прокурором РФ 25 декабря 1997 г., зарегистрированной в Минюсте России 3 сентября 1998 г. № 1603, материалы оперативного эксперимента были представлены без постановления руководителя органа, осуществлявшего это оперативное мероприятие, а значит с нарушением порядка передачи конкретных оперативных служебных документов.

Перед предоставлением оперативных материалов их следовало, в соответствии с требованиями ст. 12 Закона об ОРД, рассекретить на основании мотивированного постановления руководителя органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, либо представить в соответствии со ст. 16 Закона России "О государственной тайне". В деле отсутствует постановление о рассекречивании оперативно-служебных документов, содержащих государственную тайну. Но, вопреки требованиям УПК РФ, судебное разбирательство по делу было открытым.

По делу не были получены ответы на международные запросы и поручения. Суд неправомерно отклонил ходатайство защиты о получении данных на Таждинова о прохождении им службы в Афганистане, полученных им ранениях, контузии и наградах из архива Министерства обороны России.

Главный свидетель обвинения Игнатьев даже не был указан в списке лиц, подлежащих вызову в судебное заседание.

Кто-то явно не желал его явки в суд. Но кто и почему, суд выяснять не стал, а также не спешил с его вызовом в суд, даже когда другие свидетели доставлялись в суд приводом. Неудивительно, что показания Игнатьева в суде пришлось оглашать заочно. В приговоре суда были приведены только те показания, которые явно противоречили событиям и ходу общения Таждинова с Игнатьевым до их задержания. Ничего не было в приговоре и о том, что Игнатьев просил Таждинова помочь ему в приобретении для него, Игнатьева, наркотиков. Сделав в приговоре акцент на то, что Игнатьев несколько раз приобретал у Таждинова наркотики, суд в приговоре умолчал о том, что Игнатьев на очной ставке с Таждиновым, на вопрос следователя ответил, что с его (Таждинова) помощью он (Игнатьев) покупает героин.

На очной же ставке с Таждиновым Игнатьев показал, что в день проведения оперативного эксперимента он зашел к Таждинову домой и просил помочь ему приобрести героин. Они вместе пошли к дому, где продают наркотики. Таждинов зашел в подъезд, а он остался стоять у дома. Через несколько минут Таждинов вышел и передал ему наркотики.

Почему судья оставил без должной оценки показания Игнатьева, данные им на очной ставке с Таждиновым? Почему суд умолчал об этих показаниях в приговоре? На чем суд основывал свой вывод в приговоре о том, что показания Игнатьева согласуются с показаниями других свидетелей, и не противоречат материалам дела?

Анализ материалов дела и показаний свидетелей свидетельствует, что они полностью противоречат показаниям Игнатьева, приведенным в приговоре. Кому было выгодно обвинить Таждинова именно в сбыте наркотиков? Кто хотел таким образом улучшить статистику раскрываемости преступлений, связанных со сбытом наркотиков?

Если, согласно статистике, в деяниях, связанных с наркотиками, только в двух преступлениях из десяти среди виновных оказываются сбытчики, да и то такие, как Никишин и Таждинов, чего же тогда стоят все заверения о борьбе с наркобизнесом? Сколько никчемной работы. Сколько нарушений делается для того, чтобы обвинить в сбыте наркотиков соисполнителя в их приобретении!

Во всех первоначальных документах делались записи именно о сбыте наркотиков Таждиновым, но главный свидетель обвинения – Игнатьев полностью опроверг их своими показаниями на предварительном следствии. Однако суд этих опровержений не только не заметил, но и умолчал о них в приговоре. Почему? Может быть, на это ответит суд надзорной инстанции?

Анализ судебного разбирательства и материалов уголовного дела со всей очевидностью свидетельствуют о том, что виновность Таждинова в сбыте наркотиков Игнатьеву является надуманной.

Результаты оперативного эксперимента были приобщены к материалам уголовного дела с нарушением требований ст. 11 и 12 Закона об ОРД. Сам Игнатьев в суд не явился. Полагаем, что его появление в суде было стороне обвинения нежелательно, поскольку Игнатьева даже не указали в списке лиц, подлежащих вызову в суд. В этой связи не могут не возникать сомнения в том, что Игнатьев сделал добровольное заявление об изобличении Таждинова, и что именно о сбыте наркотиков Таждиновым заявлял Игнатьев.

Все это свидетельствует о том, что на предварительном следствии не пытались установить истину по делу, проводили расследование явно с обвинительным уклоном, пытаясь выдать за действительное то, чего на самом деле не происходило. Так деятельность оперативных работников, направленная на изобличение сбытчика наркотиков, обернулась трагедией для Таждинова, который сбытом наркотиков не занимался.

Судебное следствие показало, что Таждинов действовал не в целях сбыта и сбыта не совершал, а являлся соисполнителем Игнатьева, которому срочно требовался наркотик для личного потребления.

Ни в ходе предварительного следствия, ни в ходе судебного разбирательства не было установлено, что Таждинов являлся владельцем наркотического средства, которое было передано Игнатьеву. А без этого факта суждение о сбыте нельзя признать здравым, ибо теряются всякие основания для таких суждений. Сбыть можно только то, что находится хотя бы во владении.

Материалы судебного следствия свидетельствуют о том, что без содействия Таждинова Игнатьев наркотики сам приобрести не мог, что Таждинов действовал для Игнатьева, по просьбе Игнатьева и приобрел наркотики на деньги Игнатьева.

В ходе судебного разбирательства было доподлинно установлено, что Игнатьев пришел домой к Таждинову и уговорил его приобрести лично для него наркотики, чтобы уколоться, так как он, Игнатьев, плохо себя чувствовал. Из жалости к Игнатьеву, зная, что такое "ломка", Таждинов согласился приобрести для него наркотики.

Таждинов вместе с Игнатьевым пошел к месту, где наркотиками торгует Рашид. Заметив его, он попросил Игнатьева остаться на улице, а сам зашел в подъезд дома, где приобрел у Рашида наркотики для Игнатьева и вышел на улицу, где и передал наркотики Игнатьеву.

Эти обстоятельства полностью подтверждаются показаниями всех сотрудников ОВД, которые принимали участие в организации и проведении оперативного эксперимента, направленного на изобличение сбытчика наркотиков.

Более того, не доверяя Игнатьеву, полагая, что Таждинов передаст наркотики Игнатьеву еще дома, оперативные работники еще до прихода Игнатьева к Таждинову направили на место своего сотрудника, который наблюдал приход Игнатьева с лестничной площадки пятого этажа.

В суде оперативник показал, что видел, как к Таждинову заходил Игнатьев, а затем, выйдя из его квартиры, тихо подошел к нему и сказал, что Таждинов согласился, и сейчас выйдет.

Только один этот факт свидетельствует о том, что Таждинов наркотиков не имел и сам сбытом не занимался.

После того как они ушли из дома, оперативник продолжал наблюдать за ними, и видел, как Игнатьев остался на улице, а Таждинов зашел в подъезд дома. Что делал в подъезде Таждинов, с кем общался, никто из лиц, принимавших участие в оперативном эксперименте, не видел. Зайти же в подъезд оперативники, как они сами заявили, побоялись, чтобы не быть обнаруженными теми, кто сбывает наркотики.

Эти показания также свидетельствуют о том, что Таждинов покупал у кого-то наркотики для Игнатьева. Но суд с этими фактами считаться не желает.

Сразу же при задержании Таждинов показал, что 200 рублей ему не принадлежат, и на суде пояснил, что эти деньги ему дал Игнатьев для приобретения для него наркотиков. Эти деньги он должен был передать Рашиду, но не в день получения наркотиков, а на следующий день. Такой порядок расчета установил Рашид. Очевидно, Рашид был в курсе того, что "оперативные эксперименты" проводят с участием тех лиц, которым Рашид доверяет. Опасаясь такой оперативной уловки, Рашид и не брал деньги за наркотики в день продажи. Он знал, что с ним расплатятся в назначенное время, поскольку наркотическая зависимость заставит должников обратиться к нему. Вот почему 200 рублей, переданные Игнатьевым для покупки ему наркотиков, и были обнаружены у Таждинова при задержании.

Эти объяснения Таждинова судом были без всяких обоснований отвергнуты.

Действия Таждинова следовало переквалифицировать с ч. 4 ст. 228 УК РФ на ст. 33 ч.2 и ч.1 ст. 228 УК РФ и, определяя ему наказание, учесть, что он к уголовной ответственности привлекается впервые, свою вину признал полностью и чистосердечно раскаялся в содеянном, что в самое сложное для Советской Армии время, служил в 1985-1987 г.г. в Афганистане, был дважды ранен и контужен, поэтому именно в Афганистане принимал наркотикосодержащие лекарственные средства, что за время службы награжден орденом "Красная Звезда", медалями "За отвагу" и "Боевые заслуги".

Однако анализ имеющиеся в деле материалов не позволял считать доказанной виновность Таждинова и в совершении преступления, предусмот-ренного ч. 1 ст. 228 УК РФ.

Прежде всего, ни в ходе предварительного следствия, ни в ходе судебного разбирательства не установлено, почему 0,07 грамма вещества, изъятого у Таждинова и выданного Игнатьевым, считают особо крупным размером?

Суд в своем приговоре, вопреки требованиям Пленума Верховного Суда РФ № 9 от 27 мая 1998 г. "О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействую-щими и ядовитыми веществами", никак не мотивировал вывод о размере наркотических средств.

Кроме того, суд бездоказательно признал, что изъятое вещество является героином.

В выводах эксперта указано, что в составе порошкообразного вещества из свертка содержится наркотическое средство – героин. Сколько именно присутствует его в порошке, эксперт ответа не дает. Таким образом, точный вес героина, входящего в состав изъятой смеси и наполнителей, не являющихся наркотиками, не установлен.

Нельзя было считать доказательством виновности Таждинова и заключение эксперта, так как, согласно сведениям о порошках, изъятых у Таждинова и выданных Игнатьевым, порошки были светлого цвета, а экспертом исследовались порошки кремового цвета. Поэтому были все основания считать, что эксперты признали наркотическими другие вещества, а не те, которые перечислены в протоколах изъятия.

Вопреки требованиям ст. 50 Конституции РФ суд положил в основу обвинения протоколы: досмотра и выдачи денег, досмотра и изъятия, добро-вольной выдачи, которые не являются доказательствами, так как они не предусмотрены УПК, составлены лицами, которых никто не уполномочивал на их составление, а протокол "досмотра и выдачи денег" был составлен оперативником, который был очевидцем событий, связанных с задержанием Таждинова и был допрошен в качестве свидетеля.

Эти протоколы суд не мог признавать документами в соответствии с положениями УПК РФ, так как сотрудники МВД не наделены правом их составления, и их составление никакими нормативными актами ОВД не предусмотрено.

Однако всех этих обстоятельств суд не замечает и обосновывает виновность Таждинова даже такими доказательствами, которые полностью опровергают версию обвинения, и свидетельствуют о грубейших нарушениях Конституции РФ и УПК РФ.

Так, допрошенный в суде свидетель показал, что много раз приглашался в качестве понятого. Данное заявление должно было бы насторожить суд, так как позволяло сделать вывод о том, что свидетель является штатным понятым у сотрудников милиции, а в этой связи его вряд ли можно считать "не заинтересованным в деле гражданином", как того требует УПК РФ. Поэтому были все основания сомневаться как в достоверности того, что он наблюдал, так и в достоверности его свидетельств.

Никак не реагировал суд и на заявления свидетеля о том, что он "плохо видит, плохо слышит и почти ничего не помнит". Более того, председательствующий настаивал на даче его показаний и свидетель показал, что "у Таждинова с двух рук состригли ногти, положили их в конверт, и он на нем расписался, а их отправили на экспертизу".

Но таких событий с Таждиновым не происходило, никто ему ногти не состригал и усы не сбривал.

На вопрос председательствующего о том, присутствовал ли он в милиции при выдаче Игнатьеву денег для покупки наркотиков, свидетель в категоричной форме ответил, что в его присутствии денег никому не выдавали.

Свидетель также заявил в суде, что "подписывал какие-то бумаги, но, сколько их было, и какие это были бумаги – не помнит".

Даже после оглашения показаний, данных свидетелем на предварительном следствии, он продолжал настаивать на том, что "про деньги он ничего не знает".

При предъявлении судом свидетелю протокола досмотра и выдачи денег, он показал, что "подпись моя, но содержание текста он не видел, так как ему дали лист с напечатанным текстом, и он его подписал".

Из показаний свидетеля следовало, что он подписал только отпечатанный бланк протокола, а текст, написанный от руки, он не видел, и о событиях, которые изложены в протоколе, ничего не знает. Иначе не стал бы он категорически отрицать факт того, что в его присутствии работники милиции никому денег для покупки наркотиков не давали. Однако и такие показания суд посчитал доказательствами виновности Таждинова в совершении преступления.

В связи с показаниями свидетеля, участвовавшего по делу в качестве понятого, у суда не имелось никаких оснований без допроса иных понятых, принимавших участие по делу, оглашать их показания. Возможно, и они были с такими же дефектами зрения, слуха и памяти, как и допрошенный свидетель, либо, как и он, только подписывали бланки протоколов, а возможно и вообще не принимали участия в процессуальных действиях.

Суд обязан был устранить все эти сомнения, но вопреки требованиям УПК РФ, он, без выяснения причин неявки свидетелей в суд, огласил показания, данные теми на предварительном следствии и привел эти показания в приговоре в качестве доказательств виновности Таждинова.

Этими нарушениями требований Конституции РФ и УПК РФ суд не ограничился.

Не могут не удивлять выводы суда в приговоре о цвете порошко-образного вещества.

На основании каких данных суд пришел к заключению о том, что при описании цвета вещества в различных случаях "использовалось различное освещение" и не учитывалась "тональность самого порошка и окружающих его предметов". Откуда такая осведомленность у суда?

Ни составитель протоколов досмотра и изъятия и добровольной выдачи, ни эксперты, вскрывавшие конверт с веществом, представленным на экспертизу, по данным обстоятельствам допрошены не были.

Суд не привел в приговоре и доказательств своего суждения о том, что "у суда не вызывает сомнений то, что в распоряжение экспертов поступили именно те порошкообразные вещества, которые были изъяты и добровольно выданы в ходе мероприятий по задержанию Таждинова". А оснований сомневаться в этом было достаточно.

Прежде всего, в деле имелись две справки об исследовании веществ, содержание которых невозможно было прочесть. Кроме того, и в протоколе досмотра и изъятия и в протоколе добровольной выдачи указано, что вещество было упаковано в конверт и опечатано штампом ОВД г. Москвы. Эта же упаковка указана и в сопроводительном письме в ЭКУ ГУВД г. Москвы, куда три свертка направляли на предварительное исследование. Но на экспертизу вещества поступили в конвертах, имеющих иной оттиск штампа, т.е. в иной упаковке.

Тем самым не была обеспечена надлежащая сохранность тех веществ, что были изъяты при задержании Таждинова. Поэтому экспертами и исследовалось не то вещество, что было изъято.

Таким образом, грубейшие нарушения порядка доказывания виновности Таждинова в совершении преступления, установленного Конституцией РФ и федеральными законами не могли не привести суд к неправедному решению по делу и вынесению неправосудного приговора.

Суд исследовал дело поверхностно, необъективно и обосновал приговор ничтожными доказательствами, которые, кроме того, противоречили пока-заниям основного свидетеля – Игнатьева, который ничего не говорил о сбыте ему наркотиков Таждиновым, а неоднократно настаивал в своих показаниях на том, что он только просил Таждинова помочь ему в покупке наркотиков.

Судьи не только не подчинились Конституции РФ и федеральным законам (ст. 120 Конституции РФ), но и оставили без внимания и Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. № 1 "О судебном приговоре" в ч. 3 п.3, которого указано: "В соответствии с положением ст. 50 Конституции РФ и в силу ч. 3 ст. 69 УПК при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением Закона", а также п. 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции РФ при осуществлении правосудия", в котором указано, что доказательства должны признаваться полученными с нарушением закона, если при их собирании и закреплении были нарушены гарантированные Конституцией РФ права человека и гражданина или установленный уголовно-процессуальным законом порядок их собирания и закрепления, а также, если собирание и закрепление доказательств осуществлялось ненадлежащим лицом или органом, либо в результате действий не предусмотренных процессуальными нормами".

Доводы защиты о недопустимости доказательств, полученных с нарушением закона, суд посчитал несущественными и не способными опровергнуть показания свидетелей.

Трудно поверить, что уважаемые судьи не понимают разницы между недопустимыми, т.е. не имеющими юридической силы доказательствами и теми, что доказательствами являются, но опровергают, например, показания свидетелей о том, что факт сбыта наркотиков Таждиновым был.

Не основан на законе и материалах судебного разбирательства вывод суда о том, что согласие Игнатьева на рассекречивание "уместно" только в том случае, если Игнатьев состоял в штате специального аппарата (был агентом).

Прежде всего, у суда не было никаких оснований полагать, что Игнатьев не был в штате специального аппарата (агентом) каких-либо служб, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. Кроме того, ст.12 Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности" прямо предписывает, что "предание гласности сведений о... штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также о лицах, оказывающих или оказавших им содействие на конфиденциальной основе (а именно так и действовал Игнатьев) допускается лишь с их согласия в письменной форме".

Даже если Игнатьев и не был штатным негласным сотрудником, а всего лишь согласился оказать содействие в изобличении сбытчика наркотиков, предание гласности факта его участия должно было производиться лишь с его письменного согласия. Но этого по делу Таждинова сделано не было, а суд полагает, что и не должно было быть сделано.

Таким образом, анализ приговора свидетельствует о предвзятости и необъективности судей, обвинительном уклоне, нежелании считаться с данными, которые оправдывают Таждинова, свидетельствуют о его невиновности в сбыте наркотиков, надуманности обвинения.

Мое ходатайство об отмене незаконного, необоснованного и несправедливого приговора Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оставила без удовлетворения, посчитав, что виновность Таждинова в предъявленном ему обвинении полностью установлена и действия осужденного квалифицированы по ч. 4 ст. 228 УК РФ судом правильно. Считать, что доказательства добыты с нарушением закона, оснований у коллегии не имеется.

Грустно осознавать все это при том, что при аналогичных обстоя-тельствах Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда 20 сентября 2000 г. переквалифицировала действия обвиняемого Шилова с ч. 4 ст. 228 УК РФ на ст. ст. 33 ч.2, 228 ч.1 УК РФ и немедленно освободила его из-под стражи.

Подобным образом поступил и Президиум Московского городского суда 16 ноября 2000 г. по делу Ваньяна.

Возможно судьи, принимавшие решения по делу Таждинова, не знакомы с такими решениями, либо полагают, что они являются неверными.

Второе десятилетие идет в России реабилитация жертв политических репрессий.

Сколько же времени потребуется для реабилитации жертв судебного произвола? Возможно, он будет более значимым для диктатуры Закона, поскольку вряд ли удастся умолчать о лицах, творивших его.

Хочется надеяться, что глава нового ведомства – Госкомитета по контролю за незаконным оборотом наркотических и психотропных веществ не станет использовать "опыт" своих предшественников в деле "выявления сбытчиков наркотиков", а Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности" будет использоваться его сотрудниками в тех целях и в том порядке, как это установлено Законом.

Любое дело ведомства, действующего вопреки требований Закона, должно признаваться не браком в работе, а преступлением, если за это пострадал человек. Вот тогда и граждане России почувствуют не диктатуру чиновника, а диктатуру Закона.