Евгений Алексеевич, сколько, по Вашим данным, на сегодняшний день наркоманов в России?

– Более пятисот тысяч на сегодня официально зарегистрировано больных наркоманией в России, но эту цифру нужно умножить на два с половиной. И мы получаем некую экспертную оценку: около полутора миллиона больных наркоманией.

Есть еще одна цифра, тоже некая экспертная оценка. Цифру зарегистрированных наркоманов умножают на 50%, чтобы понять, сколько людей хотя бы раз в жизни попробовали наркотик. Это не больные, я это подчеркиваю, потому что иногда в прессе путают потребителей наркотиков с больными. Потребитель наркотиков – это тот человек, который хотя бы раз в жизни попробовал наркотик. Получается, что где-то два с половиной – три миллиона человек хотя бы раз в жизни попробовали наркотик.

Эта цифра опасна тем, что эти люди, по определению, более толерантно относятся к потреблению наркотиков другими людьми, поскольку они не попали в сложную ситуацию с зависимостью. Это плохо, потому что эти люди создают некое поле безответственности в обществе. Вот мы имеем три опорные цифры.

Те пятьсот тысяч, это, как правило, героиновые наркоманы. А вот те, кто не дошел еще до нас, они вне поля нашего зрения, вне поля наших воздействий. От начала первой пробы проходит три-четыре года – это темное время, когда они не обращаются за помощью. Они стартуют с конопли, считая, что ничего в этом страшного нет, что разовые пробы ни к чему привести не могут.... А когда они уже дорастают до героиновой дозы, то 25% из них перемахивают демаркационную черту – точку невозврата. Тогда уже зависимость такая, что меняется биохимия головного мозга, и коррекции это уже не подлежит.

Если заговорили о зависимости, скажите, с какого раза она может наступить?

– Я знал одного мальчика, 16-летнего, которого привезли ко мне после первой пробы героина. К сожалению, так у него случилось трагически, что первая проба – это был героин, и зависимость сформировалась после первой же инъекции. Мы не знаем, по каким причинам. Через два года он погиб от передозировки, мы ничего не смогли сделать. Вот такой был крайний случай. Мы должны иметь в виду, что зависимость может сформироваться после первой же пробы.

Может, это случилось потому, что героин считается самым сильным наркотиком?

– Теоретически это не зависит от вида наркотика. Это может быть любой наркотик. Есть некоторые факторы риска, которые повышают предрасположенность человека к зависимости. Таких факторов риска много.

Какие, например?

– Генетические, психологические, социальные, культурные. Я имею в виду маргинальную наркотическую субкультуру. Когда эти факторы риска накапливаются, то возникает наркологическое заболевание – зависимость.

Вы сказали, что в России более пятисот тысяч наркозависимых. Их можно как-то разделить на группы по возрасту?

– В основном это молодежная проблема. Первая проба наркотиков начинается в 14-15 лет, среди старшеклассников 10-11 классов порядка 10-13% попробовали наркотики. В студенческой среде эта цифра колеблется от 15% до 30%, можете себе представить. А в некоторых, особенно престижных вузах, до 30% – потребители наркотиков. А поскольку наркоман не может ни учиться, ни работать и вообще ничего не может, кроме как потреблять наркотики, то их отчисляют из вузов. В одном из вузов (я не буду называть в каком) ежегодно отчисляются до 10% численного состава студентов. Когда стали разбираться, то выяснилось, что более половины проблем, связанных с отчислением, связано с наркотиками. Вот такая беда сейчас.

Кстати, поднимался вопрос по поводу тестирования школьников и студентов на выявление среди них наркоманов. Что сейчас делается в этом направлении?

– Сейчас разрабатываются законодательные нормы. Все это будет, тестирование будет обязательно. Не скажу что поголовное, это совсем не нужно, но определенную часть студентов и школьников, где-то 20-25% от численного состава старшеклассников и студентов тестировать необходимо. Есть некоторые критерии: как выявлять, кого тестировать, кого не тестировать – это целая технология. В институтах есть группы ребят, которые плохо учатся, не посещают занятия. Кроме того, есть различные психологические тестирования, которые нам позволяют выявить группы риска и с которыми нам необходимо работать. Сначала мы будем проводить психологическое тестирование, выявлять группу риска, а потом уже будем тестировать их. В любом случае мы будем это проводить. Будут законы, не будут, мы все равно будем это делать.

Скажите, а как родителям, не имеющим специального образования, заметить, что ребенок стал принимать наркотики?

– Родители должны совершенно точно знать, что если ребенок перестает учиться, начинает манкировать своими домашними обязанностями, ведет какие-то шифрованные разговоры, ночами не спит, а днем, наоборот, отсыпается – это уже повод для того, чтобы обратиться к специалисту. Это не обязательно наркотическая тема, но к специалисту надо обратиться, чтобы разобраться, что происходит.

В Москве есть круглосуточный бесплатный телефон доверия, горячая линия по проблемам наркотиков и алкоголя 709-64-04. Туда родители могут позвонить и узнать, что делать дальше, как разговаривать с ребенком, у которого резко поменялось поведение. Родители, к сожалению, в этом отношении абсолютно безграмотны. Они не знают, как выявить наркомана, что делать, если ребенок стал наркоманом, как воспитать ребенка, чтобы он не стал наркоманом. Нам нужна телевизионная рубрика, чтобы обо всем этом рассказывать населению.

Евгений Алексеевич, я слышала, что нужно обращать внимание на зрачки, это правда?

– Это все ерунда, мифы. Человек употребил героин, у него зрачки превратились в точку, пройдет полчаса, час и зрачки станут как прежде. И никто никогда ничего не определит, и даже врач ничего не сможет определить по зрачкам. А вот система поведения кардинально меняется, она разрушается.

Какие органы у наркоманов страдают в первую очередь?

– Конечно, мозг. Драматически меняется биохимия головного мозга. А потом рикошетом уже бьет по всем остальным органам. От химической нагрузки начинает страдать печень, страдает сердечно – сосудистая система. Я могу сказать, что финал любого наркомана, вне зависимости, что он употребляет коноплю ли, амфетамины ли или героин, финал всегда один и тот же – шизофреноподобный дефект. Человек как бы опустошается, у него нет никаких эмоциональных реакций. Вроде внешняя оболочка человеческая, а внутри – пустота. Дьявольская болячка.

Евгений Алексеевич, есть ли свет в конце тоннеля, возможно ли как-то остановить распространение наркотиков?

– Я могу привести пример американцев. Есть у них такой термин как социотерапевтическая интервенция – это ранее выявление и вмешательство. Кстати, эти программы существуют и у нас, мы их осуществляем. Особенно активно они развиваются в Москве, Татарстане, Башкортостане, еще в некоторых регионах. То есть, мы должны прийти в организованный коллектив, выявить на раннем этапе потребителя наркотиков и провести с ним соответствующие мероприятия: разъяснительные, может быть лечебные или коррекционные. При этом социальный статус сохраняется, человек продолжает учиться, работать. Вот американцы объявили, что в последние два года они снизили спрос на наркотики среди несовершеннолетних именно таким способом. Скандинавы таким способом снизили потребление алкоголя. Сейчас такова общемировая стратегия и мы, конечно, не можем не быть в русле этой стратегии. И тоже этим занимаемся достаточно активно.