"НАРКОМАНУ ПЛОХО, КОГДА ЕМУ НЕ ДАЮТ КОЛОТЬСЯ"

Ворсобин:

– Какие уголовные дела возбуждены против фонда?

Ройзман:

– Пока возбуждено три уголовных дела. Один алкоголик 40-летний написал заявление на фонд – жалуясь на побои, не причинившие вреда здоровью. Есть заявление о незаконном удержании, правда, непонятно, в отношении кого.

Есть уголовное дело по статье 109-й – причинение смерти по неосторожности путем ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей. Я полагаю, что это дело возбуждено в отношении врачей "скорой помощи". Оно тоже безфигурантно. Пока ничего серьезного нет. Пока это просто шум. Сопротивляемся.

Ворсобин:

– На вашем месте несколько дней назад сидела ваша бывшая пациентка и рассказывала о жестоком обращении с ней в центре

Ройзман:

– Перевожу с "наркоманского" на русский. Если наркоман рассказывает, что в каком-то реабилитационном центре ему было очень плохо, это значит: не давали колоться. Если наркоман пишет, что его в реабилитационном центре окружали сплошные мерзавцы, негодяи, подонки, это значит, что его окружали ровно такие же, как он сам... Как мне на это сказал один из основателей фонда Андрей Кабанов: "Женька, я попал в Хабаровский край в стройбат, и если бы я на третий день написал письмо домой, то меня весь город приехал бы вызволять. А потом – ничего, нормально. И всю жизнь армии благодарен". Мы же не волшебники. Мы просто даем шанс. Кто-то этот шанс использует, кто-то не использует. На любую ситуацию можно посмотреть с разных сторон. Наркоманы своим искаженным сознанием видят так.

"МЫ НАРУЧНИКАМИ ПОЛЬЗОВАЛИСЬ ДО 2008-ГО ГОДА"

Ворсобин:

– Честно говоря, при словосочетании "Ройзман, фонд без наркотиков" сразу видится наркоман, пристегнутый наручниками к батарее.

Ройзман:

– Послушайте короткую историю, как все начиналось. Когда мы сумели придушить наркоторговлю в городе, у нас куча наркозависимых пошли в клиники, потому что героин взять негде. И к нам в день шли 30-40-50 человек: "Спасите, помогите". А мы не знаем, что делать. Игорь Варов, во время президент фонда, один из основателей, заходит в свой собственный магазин.

Смотрит, у него там шнуркуется какой-то наркоман, и хочет что-то украсть. Игорь взял его за шиворот, вывел, говорит: "Хочешь бросить колоться?". Он говорит: "Хочу". Это был Антон Борисов – первый наш реабилитант. Игорь его привез к себе в гараж, пристегнул наручниками в батарее. Через какое-то время к нам приехала съемочная группа телепрограммы "Взгляд". А у нас уже 12 человек – пристегнутые, как зайчики. Теперь у бывшего наркомана Антона сеть магазинов, двое детей, закончил академию. Он просто другой человек!

Мы наручниками пользовались года до 2008-го. Потому что половина контингента судимые. Дерзкие, жестокие. Конечно, мы использовали наручники. Попробуй без них! Они то заложников возьмут, то начинают крючки глотать. Мы всего насмотрелись! А потом мы научились обходиться без наручников. Поставили по периметру видеокамеры, каждый шаг на мониторах видим.

В первое время режим был гораздо жестче, но и вылечившихся было больше. Среди них директора заводов, чиновники, бизнесмены.

Ворсобин:

– Сколько их?

Ройзман:

– Много. Мне говорят: "Пусть ваши реабилитанты расскажут о ваших успехах в лечении". Единицы, кто готов говорить! Представьте, вы врач кожно-венерологического диспансера. И от вас требуют: "Ты лечил людей от гонореи, сифилиса? Тогда пусть ваши пациенты прилюдно все расскажут".

Ворсобин:

– Я правильно понимаю, что вы чуть ли не единственная организация, куда можно положить своего больного родственника без его согласия?

Ройзман:

– Мне предстоит в прямом эфире сказать "да". Но я не скажу. Привозите, как-то решим. В конце концов, у нас все дают согласие, причем под видео. Чтобы потом не было никаких разговоров...

Но что скрывать – многих родители привозили в багажниках, притаскивали на цепях, на веревках. Причем, родители шли в тот момент, когда из дома утащен телевизор. Когда из дома утащили золото, деньги, телефоны – это полбеды. Последняя капля – когда наркоман уносит телевизор.

Ворсобин:

– Многие наркологи утверждают, что без желания пациента вылечить невозможно.

Ройзман:

– Да, с желанием вылечить в сто раз проще. А зачем наркоману слезать с иглы? Деньги у родителей берет и кайфует. Или, как вариант, – бьет свою мать или бабушку каждый день! Смертным боем! Отнимает у нее все деньги, чтобы колоться! И что ждать, пока у него желание появится? И к тому же у этих наркологов обычно на лечении 2-3 человека. А у нас их находится одновременно до 250.

Наркоман попадает в жесткие условия, в мужское общежитие. А он тяжелее шприца ничего в своей жизни не держал. И вдруг с удивлением обнаруживает, что ему надо для себя постирать простыни, что нужно три раза в день на сотню человек приготовить. Для него это, конечно, шок.

Ворсобин:

– В чем настоящая причина обысков?

Ройзман:

– Рассказываю.... Когда-то начальником ГУ МВД по Свердловской области был Михаил Александрович Никитин. Мы встретились. Он спросил, что мне надо. Я сказал, что работать. Он сказал: работайте. И у нас были самые лучшие показатели. И именно в его времена мы задушили практически торговлю героином. Таджики стали город объезжать.

А потом он ушел. К нам прислали из Москвы нового начальника Бородина, а с ним 70 сотрудников. Пришли совсем другие люди. И создалось впечатление, что не работать, а зарабатывать. И весь город это почувствовал.

Действия полиции и прокуратуры – сделать все возможное, чтобы Фонда больше не было. Но мы не спрашивали ни у кого разрешения, когда начинали, не брали лицензию на лечение наркоманов, а значит – никто ее не может отнять. Нельзя запретить спасать утопающих, тушить пожары, бороться с наркоторговцами.

Ворсобин:

– Но какая позиция Москвы? Федералы же должны быть заинтересованы в Екатеринбурге без наркотиков.

Ройзман:

– Слушайте, у федералов куча своих проблем. Нам не мешают – уже хорошо. Я к власти отношусь, как к переменам погоды. Сегодня дождь, завтра снег, а послезавтра солнышко. Они приходят и уходят. А мы остаемся.

Ворсобин:

– Почему такие фонды не создаются по всей стране?

Ройзман:

– У нас в Ангарске очень сильный фонд. Думаю, что в ближайшее время мы создадим свое отделение в Москве... Тут многое от людей зависит... Помню, во "Взгляде" работал журналист Андрей Кирисенко, который сейчас лучший стрелок России.

И когда мы отработали первые полгода, он сказал: "Женя, а ты не понял, что это на всю жизнь?". А я-то думал, что мы сейчас войну объявим и победим! Этих вышибем, а тут закроем! И вдруг до меня дошло, ага, похоже, это так.

Ворсобин:

– А как, по вашему, надо бороться с наркоторговцами?

Ройзман:

– Само создание фонда "Город без наркотиков" и было народным восстанием против наркоторговцев. Но вот что удивительно – торговцы нам никогда не сопротивлялись. Они убегали из города или садились в тюрьму. В отличие от коррумпированных сотрудников полиции, которые крышевали наркоторговлю. Торговля наркотиками вообще возможна только при покровительстве или при попустительстве полиции.

Ворсобин:

– Получается какая-то демоническая картина. Приезжают в чужой город полицейские и с ходу начинают "крышевать" наркоиндустрию в городе...

Ройзман:

– Им нет никакой разницы, с чего получать деньги. Это московский подход. У нас ни один начальник на оперативке не сказал бы: с каждого карьера по 200 тысяч рублей! У нас бы ни один начальник на совещании не сказал, что начальство надо взбадривать. У нас не было такого никогда! Потому что такой коррупции, как в Москве, нет нигде.

Звонок радиослушателя:

– Это вас из Германии беспокоят. Думаю, беда в том, что честные медики связаны по рукам и ногам. Представьте, девочка приходит к врачу и заявляет: я сейчас приму наркотик, потому что просто хочу колоться. И в этой ситуации, если врач пытается насильно девочку спасти от самой себя, он подсуден, он поступает неправильно...

Ройзман:

– Согласен! У нас врачи-наркологи находятся в идиотской ситуации. В России нет закона о принудительном лечении. И у нас наркоманы, как правило, содержатся в государственных клиниках и колются... прямо там. И об этом знают все наркологи. Удержать они их не могут, потому что нет закона о принудительном лечении.

Ворсобин:

– Почему?

Ройзман:

– Это сложная работа. Нужно разворачивать дорогостоящую сеть реабилитационных центров – ведь система ЛТП разрушена. Но все страны выходили из наркокатастрофы одним и тем же способом. Создавалось мощное полицейское давление для наркозависимых. Принимался закон об уголовной ответственности за употребление наркотиков. В Америке, например, задержанный за небольшое преступление, связанное с наркотиками, имеет право выбрать: клиника или тюрьма.

Звонок радиослушателя:

– Это начальник управления информации Главного управления МВД России по Свердловской области полковник Валерий Горелых. Евгений, как вы можете объяснить тот факт, что свердловская полиция после отказа работать по вашим сомнительным правилам в борьбе с наркобизнесом в 3,5 раза увеличила показатели изъятия наркотиков на Среднем Урале?

И еще один вопрос. Зачем при последнем обыске на территории так называемого реабилитационного центра в поселке Сарапулка вы выгоняли на ночь в лес своих пациенток? Вы не пригласили туда ни одного правозащитника, ни одного журналиста , а потом преподнесли это так, будто вас штурмуют и захватывают.

Ройзман:

– Показатели по сбыту упали в 3,5 раза?! Пойдите, накосите сена и осыпьте его чем-нибудь, и поднимете показатели еще не так! Кстати, прокуратура поймала свердловскую полицию на фальсификации чуть ли не 4 тысячи уголовных дел. И не удивительно – невозможно одновременно зарабатывать деньги и раскрывать преступления.

По реабилитационным центрам – да, были захваты! Зачем в центр, где находятся 13 девчонок, врывается СОБР в масках?! Для чего долбят кувалдой в дверь?

В ТЕМУ

Настя Хватьева из Красноярска работает флористом в цветочном павильоне. Пышными формами не отличается, а все туда же: хочу постройнеть к лету! Средство для похудения "Лида" и сайт, где его продают, ей порекомендовала подружка. А там еще и скидку при покупке трех упаковок предложили. Подружки собрались тоже взять по пачке. Но когда посылка пришла – передумали: денег не нашлось.

– Я и решила продать ненужные упаковки, – говорит Настя, – через объявление на сайте.

Наутро девушке стали звонить потенциальные покупательницы. С одной Настя договорилась о встрече, куда с "клиенткой" пришли и... наркополицейские. И повязали под белы рученьки.

– "Лида" – один из препаратов с содержанием сибутрамина, вещества, которое подавляет аппетит, но вызывает сильное привыкание, поэтому он запрещен к продаже. Такие препараты завозятся к нам контрабандой из Китая, – сообщили нам в пресс-службе управления ФСКН по Красноярскому краю. – Как только один препарат у нас запрещается, китайцы придумывают новое название. Но мы отслеживаем их через сайты. Так и вышли на Настю. Против нее завели уголовное дело за незаконный оборот сильнодействующих веществ, это до 8 лет тюрьмы.

Ситуацию прокомментировал Евгений РОЙЗМАН:

Во время пресс-конференции Евгений Ройзман прокомментировал по нашей просьбе красноярскую историю с таблетакми:

– Подобных историй на самом деле много. Люди говорят: я купил две упаковки, решил одну продать... В тот момент, когда они начинают продавать, их и отслеживают. И к нам иногда приходят люди, говорят: я попал в такую ситуацию. Мы разбираем каждую, встречаемся с Госнаркоконтролем, пытаемся помочь, но где-то видим, что люди пытаются прикрыться, что на самом деле знали, ЧТО продают.

Кстати, когда вы видите уголовные дела по маку, когда приходит честный предприниматель и говорит: я продавал мак, а ко мне пришел Госнаркоконтроль... – поверьте мне, в 9 случаях из 10 этот человек знал, что продавал, зачем и кому. Потому что вместе с маком сразу продают и ацетон, и все остальное. И эти дела по маку, как правило, настоящие, не дутые. А вот с этими таблетками бывают разные ситуации, надо разбираться в каждом конкретном случае.